Без пощады

Кремль! Поляки в 1611 году и французы двести лет спустя могли его попросту срыть, растащить по кирпичикам, взорвать, наконец. Немцев в 1941-м от Кремля отделяли тридцать километров, и если бы только не пресловутое немецкое головотяпство… Хватило бы планомерной работы нескольких дивизионов дальнобойной артиллерии!

Так ведь тогда страна была смертельно ранена, от Бреста до Можайска растоптана, вражий нож остановился на волосок от сердца России…

И вот теперь, в эпоху могущества, когда длина нашей границы измеряется килопарсеками, враг снова стучится в ворота! Враг показал, что никакой серьезной обороны в общем-то нет. Любая точка на поверхности Земли может стать мишенью для ракет с силумитовыми боеголовками. Может быть, наш антиядерный щит столь же эфемерен, как противоракетный? Может быть, для нас действительно всё кончено, и народы Земли отныне должны полагаться лишь на милость Народного Дивана Конкордии?

Все мы были заняты одной и той же мыслью. У меня за спиной вполголоса бубнили:

— К сожалению, прорыв земной ПКО — несложный трюк…

— Ну-ка, ну-ка, объясни… Как?!

— А, ты же еще не в курсе… Мне на «Емельянове» рассказали. Берем любую вместительную посудину, например — магистральный контейнеровоз. Устанавливаем пусковые пакеты с принудительным стартом — сколько влезет. Ракет четыреста — точно поместится… Больше ничего не надо — ни брони, ни сложных радарных комплексов, ни генераторов защитного поля. Называем это чудо-юдо «ракетным монитором»…

— …И теряем его сразу после выхода из Х-матрицы. Он не успеет и трех ракет выпустить — его тут же срежут орбитальные крепости!

— А кто тебе сказал, что он будет орбитальным крепостям подставляться? Выход из Х-матрицы надо осуществить примерно в десяти миллионах километров от Земли, над плоскостью Солнечной системы. Затем тихонечко вытолкнуть ракеты из пусковых — как говорится, без дыма, без пламени… И — уходить.

— Да ну, глупости. При таком подлетном расстоянии все ракеты, сколько их ни есть, будут сбиты. Можно даже успеть отрядить на охоту истребители. Раскрошат все на молекулы к едреней фене! А если одиночные ракеты и прорвутся — с теми уже орбитальные крепости расправятся!

— Серега, ты торпедоносец? Вот и торпедоноси! Ну что ты понимаешь в орбитальных крепостях?! Да, хорошие штуки, никто не спорит! Но отразить массированный ракетный прорыв в узком секторе они могут только в условиях идеального целеуказания! У них же не бесконечная огневая производительность! А клоны, если хочешь знать, операцию…

Последним, что я расслышал, было «…спланировали гениально». Потом оба болтуна перешли на шепот. Видимо, боялись, что их за восхваление боевой мощи Конкордии и стратегических талантов ее флотоводцев могут… могут… да просто побить!

«Да какая разница, как именно это случилось, — с горечью подумал я. — Главное, что мы лишены возможности симметрично ответить. А так подумать: стоит ли? Кому станет легче, если Хосров превратится в груду щебенки? Нам войну надо выигрывать, а не в вандализме упражняться…»

О том, что «Андромеда» коснулась земли и мчится сейчас по посадочной полосе, свидетельствовал лишь едва заметный толчок. Все иллюминаторы с самого старта были закрыты термошторками. Легко понять — зачем: от нас хотели скрыть направление полета и, главное, общий вид местности в районе приземления. Стоит ли говорить, что прилепившиеся к потолку пассажирского салона обзорные мониторы были черны, как совесть тирана?

Я ожидал, что термошторки так и не поднимутся, а к таинственному месту назначения нас доставят в полностью закрытом транспорте — как поступали клоны на Глаголе.

Насчет шторок я не ошибся. А вот мониторы — включились! И выдали картинку: носовой сектор обзора «Андромеды».

Белое, полностью сливающееся со снегом маскировочное покрытие полосы. По обе стороны — густой хвойный лес. А впереди, прямо по курсу — скала! Причем отнюдь не одинокая скала, а лишь ближайший к нам фрагмент внушительного горного массива!

Скала приближалась с угрожающей скоростью, которая не оставляла сомнений: да, мы в нее врежемся. У флуггера не оставалось запаса по пробегу. Мы не могли ни полностью погасить посадочную скорость, ни дать, как говорится, «тягу двести» и, взлетев, попытаться перемахнуть через громадину.

В салоне стало совсем тихо. Нам хватало дисциплинированности, чтобы не впасть в цивильную панику, но уже недоставало куражу, чтобы в полный голос отпустить бравую плоскую остроту. Хотя, я думаю, все понимали, что ситуация вполне штатная, что сейчас она как-то да разрешится… В противном случае экипаж уже давно спасал бы наши жизни любыми средствами. Спрятав посадочные тележки, «Андромеда» тормозила бы корпусом, крутилась юзом, а мы летали по салону, ломали руки, расшибали носы, а потом… потом все равно военморг, пожалуй.

Страшно это, очень страшно: гигантский пассажирский флуггер, последние метры посадочной полосы, а на всех мониторах прямо вам в физиономию летит громадная каменюка.

Разошлись вверх и вниз камуфляжные панели «скалы».

Это были первые ворота.