Без Поводыря

Итак, что мне известно? Два, как мы с Герасиком единогласно признали, важнейших факта: в Западную Сибирь за каким‑то лядом, с неясными целями, едет личный порученец царя, и чиновников Главного Управления из Омска переводят в Томск. Официального распоряжения, указа или приказа еще нет, но, по словам Суходольского — «господа сидят на чемоданах».

Могут эти два события быть связанными? Да, могут. Если принять допущение, что Сколков — простой ревизор, отправленный, чтоб проверить «поступающие сведения» до того, как в столице решаться‑таки провести в Сибири административные реформы. Сюда же хорошо укладывается информация, так настораживающая казаков — генерала Хрущева назначают командующим военным округом, но лишают гражданской власти в регионе. Значит, берегут местечко для кого‑то более… важного.

Кого? И, едрешкин корень, как это может быть связано с моей деятельностью? Ведь есть же связь, спинным мозгом чую. Иначе, зачем управу из Омска в Томск переводили бы? Ну нужно кому‑то из весьма приближенных особ запись в личном деле о службе в агрессивно развивающемся, моими, кстати, стараниями, крае. Зачем несколько сотен людей с места на место‑то дергать? Дюгамель вон, Александр Осипович, и в Омске сидючи, вполне успешно рапортовал…

Мелькнула, и тут же была отвергнута, как совсем уж невероятная, мысль, что на место нового наместника Западной Сибири, готовят кого‑то из членов Семьи. Это, в принципе, единственное объяснение путешествию царского друга. Допустим даже, пусть и несколько эгоистично, что столицу региона решили двинуть ко мне поближе, чтоб этот, безымянный пока Великий князь, мог, если что, воспользоваться уже достигнутыми успехами. Но к чему тогда эта отставка с поста губернатора? А требование немедленно все бросить и бежать в Санкт–Петербург и вовсе ни в какие ворота…

Это, конечно же, все не более чем теории. Что‑то не припоминается мне, чтоб кто‑то из царской семьи, кроме возвращающегося из кругосветного путешествия через Владивосток, будущего Николашки Кровавого, вообще в Томске бывал. Таблички на Губернаторском Доме, в мое время Дом Ученых — помню. Их там две в моем мире было. Справа: «В этом здании 5–6 июля 1891 года во время кругосветного путешествия останавливался цесаревич Николай Александрович, ставший последним императором России». А метров пять–шесть левее: «В этом здании в 1917 году находились Томский Совет рабочих и солдатских депутатов и редакция большевистской газеты «Знамя революции», а в декабре 1919 года — Военно–революционный комитет».

Это так, к слову. И дом на этом месте теперь другой, и история, надеюсь, другим путем пойдет. Но, что в том, что в этом мире, что‑то толпы царских родственников, желающих непременно побывать в Сибири, я не наблюдал. Цесаревич тогда, и то только на одну ночь в Томске и задержался. И выходит, что все мои рассуждения о целях порученца Сколкова — чушь и похмельный бред.

А вот с абстинентным синдромом нужно было что‑то делать. Так‑то оно конечно. Мороз за окнами — далеко за сорок. И вряд ли кто‑то решится из Томска отправиться ловить беглого экс–губернатора. Тем более что нужно этому кому‑то еще как‑то отгадать — в какую именно сторону, я уехал. Выбор, правда, не велик — юг или восток, и при большом желании можно послать отряды в обе стороны. Но не в это время и не в этих краях. Сейчас все делают размеренно, спокойно. Отпишут все нужные бумаги, посоветуются с покровителями. Потом — проверят мой терем и усадьбы друзей. Цыбульский вон у Гинтара в доме чуть не месяц проживал, и ничего! Так что серьезные поиски начнутся не раньше чем дня через три–четыре. И усердствовать, скакать по зиме, нахлестывая лошадей — тоже не станут. Сибирь. Здесь каждый знает — на востоке мне делать нечего. Я там никого не знаю. На юге — АГО и его начальник Фрезе. Тот и без ордера на арест готов меня придушить в темном переулке. Остается запад. Колывань, там Кирюха Кривцов — мой, можно сказать — компаньон, или Каинск. В окружном Сибирском Иерусалиме выбор укрытий для беглого Лерхе больше. Ерофеевы или Купештох меня с радостью спрячут.

Вот вызнает это все майор Катанский, тогда телеграмму Каинским и Колыванским полицейским и отобьет. Дескать, найти и задержать. Кстати, Гера ты опять‑таки прав. Даже причину моего ареста указать не посмеет. Если уж начать разбираться, так я и вовсе от жандармов не сбегал. Откуда мне вообще знать, что какой‑то чин из Омского представительства Третьего отделения страстно желает мо мной пообщаться? Да — собрался, да уехал. Так я перед жандармами отчитываться не обязан. Не ссыльный и не поднадзорный. Обычный имперский дворянин немецкого происхождения. Имею право путешествовать, едрешкин корень, по просторам Отечества.

— Счи вам, Герман Густавович, треба похлебать, — с грохотом полковых барабанов поставив простую глиняную тарелку на стол, строго заявил Апанас. — С капусткой. Кисленьких. После уже — хлебной глоток…