Без права на ошибку. Как на самом деле работают нейрохирурги

Наступило очередное дежурство, на которое я шел, надо сказать, без особого энтузиазма, ведь операции в вечернее и ночное время случаются не на каждом дежурстве, а работы в приемном отделении всегда много, также много приходилось писать дневников. А это занятие я уж точно ненавидел и не люблю до сих пор, потому что в 90 процентах случаев проку от них мало. Но в российских клиниках их становится все больше и больше. Нужно описывать каждую деталь ежедневно. Учитывая, что в нашей больнице так и не была введена электронная история болезни, каждый новый документ удручал меня неимоверно. Конечно, эта часть работы важна, так как истории всегда могут попасть на проверку, например к прокурору, но за однообразными дневниками можно потерять суть ведения лечения и диагностики больного. Поэтому я предлагаю описывать только важные детали во время пребывания больного в стационаре и показатели жизнедеятельности ежедневно, но мой самаритянский порыв вряд ли оценит Минздрав.

Та самая ночь

Так вот, придя в отделение на очередное дежурство, я и не ожидал чего-то значительного. Знал я лишь то, что дежурю с довольно-таки взрослым врачом, который был не прочь доверить хирургическую работу более юному коллеге.

Хирургия (от греческого chiro – рука и ergo – работа, действие) в переводе означает рукоделие, но в университете все шутили про «рукоблудие». И у каждого, особенно молодого хирурга руки всегда были рады поблудить и чесались что есть силы. Именно за этим я и ходил на дежурства к взрослым врачам, чьи руки все чаще желали покоя.

Не дав мне раздеться, доктор подозвал меня к негатоскопу, на котором висели снимки компьютерной томографии (рентгеновское послойное исследование черепа) с приличных размеров субдуральной гематомой. Зрачки мои расширились.

Зрачки могут расшириться от того, что в кровь поступают гормоны стресса и одновременно радости, производные кортизола, адреналина и эндорфинов. Так же действует симпатический отдел вегетативной нервной системы (он включается, когда животное убегает от хищника, например, у людей он срабатывает в любой стрессовой ситуации), по волокнам глазодвигательного нерва проникающий к мышцам, расширяющим зрачок, и заставляющий его расширяться, а глаз, соответственно, блестеть. Тот же симптом, но с одной стороны, говорит о наличии патологии внутри черепа, что и было заметно на лице только что поступившего больного. Глазодвигательный нерв был сжат с одной стороны из-за гематомы и не давал зрачку сузиться даже при направлении на него яркого света фонарика.

С третьего курса все студенты знают, что кровь внутри черепа может означать несколько видов гематом: субдуральная, эпидуральная, внутримозговая гематома, а еще субарахноидальное или внутрижелудочковое кровоизлияние, когда кровь находится в ликворных пространствах мозга. В учебниках даже описана разница в течении клиники разных видов гематом, но, узнавая больше, молодой врач просто теряется, ведь не всегда все так красиво и четко, как в учебниках, и за одной патологией скрывается другая. Но благо сейчас аппараты КТ и МРТ заменили многим мыслительные процессы и можно опираться на их данные. Субдуральная гематома на КТ выглядит как серп, обволакивающий мозг, занимая пространство между твердой мозговой оболочкой и мозгом, покрытым арахноидальной оболочкой. В отличие от нее эпидуральная гематома выглядит как двояковыпуклая линза или древесный листок, находясь между черепом и твердой мозговой оболочкой, отодвигая ее и вместе с ней череп.

Наш мозг окутывают три оболочки: мягкая, паутинная и твердая. Гематома может возникать где-то в этих промежутках. Если между черепом и твердой оболочкой мозга, это эпидуральная гематома. Если же гематома между твердой мозговой оболочкой и паутинной, то это субдуральная гематома. Есть еще субарахноидальное кровоизлияние, которое возникает либо у основания черепа, либо по поверхности мозга.

Я уже много раз видел, как с такими гематомами справлялись хирурги, и контрольные снимки показывали хороший результат. Абсолютно все нейрохирурги, думаю, начинали свой путь именно с этих операций. К ней был готов и я, по крайней мере так думал. Но это когда ты стоишь за спиной профессора, тебе все понятно, а когда самому надо разбирать сосуды и нервы, уверенность куда-то улетучивается.

Я встал на место оперирующего хирурга, и медсестра вложила мне скальпель в руки. Первый разрез – это как шаги Нила Армстронга по Луне: еще не знаешь, какова гравитация, но уже нужно выполнять задание. Чувство ткани – самое важное в работе хирурга, а скальпель или любой другой инструмент является продолжением руки хирурга. Это чувство приходит с опытом. Как сильно нужно нажать, сдавить, схватить. В первый раз, конечно, действуешь неловко, только примериваясь своей силой к тканям и остроте скальпеля.