Но я не могу оторвать взгляд от Лены. Небесное шелковое платье ее любимого бельевого фасона гармонирует с сияющими весельем и радостью лазурными, будто океан, глазами. Изящные голубые бриллианты переливаются сотней оттенков в солнечном свете. Его теплые лучи мягко касаются бархатной белой кожи, а когда Лена щурится и отворачивается, дабы спрятаться от почти летнего сияния, путается в светлых уложенных волнами локонах.
Знаю, что буду вспоминать каждую деталь. Ее движение головы, когда волосы у лица падают на высокий лоб. Сияющую улыбку, которые она щедро раздает каждый день.
Губы, слаще персика и нежнее тонкого шелка. То, как она забавно щурится от яркого солнца, или как заправляет прядь волос за ухо, когда задумается.
«Я бы и не пришел, будь у нас больше времени», — проговариваю про себя, невесомо собирая воздух вокруг сияющего ореола ее волос.
Ландыш. Жасмин. Что-то еще свежее и тонкое, от чего даже черные легкие курильщика расправятся и жадно впитают живительный аромат. Потому что в нем сама жизнь.
Моя жизнь.
И я не понимаю, как от нее отказаться.
Но должен.
«Очень вы резвый, Олег Константинович. Динамика положительная, лечение дает результаты. Продолжим в том же темпе. Мы купируем острые состояния, выровняем общую картину. Вы будете вести вполне спокойную, нормальную жизнь. Но расстройство личности не лечится, как простуда, раз и навсегда. Это труд, да, совместный и тяжкий, но не вижу причин опускать руки».
Только я не разделяю оптимизма врачей.
Приговор, блядь.
Я знал его задолго до того, как спросил прямо у Валентина Борисовича.
Старый козел победил, но никогда не узнает об этом.
Потому что сначала я упеку его туда, где с каждым днем он будет становиться безмозглым безвольным овощем. И только после сделаю то, что должен.
Вырву кровоточащее сердце из груди и освобожу Лену от бремени, на которое не имею право ее обрекать.
Потому что быть со мной — риск. И она не обязана не него идти.
«Ты станешь нормальным».
Не стану. Как и Женя никогда не станет.
Потому что мы оба так устроены с рождения.
А это опасно для нее и для детей. Потому что я знаю, в кого превращусь, если лечение даст сбой.
— Пойду к Кате, — улыбается любимая и, поправив шелковистые пряди, игриво подмигивает. — Не скучайте, Олег Константинович.
С трудом отвожу взгляд от лавирующей между гостей Лены. Подхватываю стакан с водой и лимоном и невольно кошусь туда, где стоит Женя. Кстати, то, что я перестал его называть про себя по фамилии или прозвищу Валентин Борисович называет прогрессом.
Я — привычкой.
Женя задумчиво барабанит пальцами по стойке и не смотрит в мою сторону. А ведь с благотворительного вечера прошло достаточно времени. Как и с момента, когда я передал в его руки флешку с доказательствами преступлений старого козла. Настоящих. Прошлых. Всех.
Если бы не срок давности, сидеть ему пожизненно в ледяной камере с сырыми стенами.
Но я предложил Жене гораздо более легкий вариант. Отправить мудака на пожизненное лечение в психушку. Очень лояльно, если поставить рядом то, что он натворил за жизнь. В целом, я сам мог припереть фактами старого козла к стене и заставить подписать нужные документы.
Но мне нужно Женино согласие.
Потому что Саня прав, как и его отец. Я не должен решать судьбу уебка один. Не имею права так поступать. Каким бы не считал я Александра Самуиловича — Женя его любит. Странный факт. Ведь, как по мне, такие, как он, не достойны любви.
«Такие, как мы, Олег. Мы», — шипит мерзкая тварь и щекочет кончиком чешуйчатого хвоста шею.
Иногда я хочу, чтобы Женя ему рассказал. Передал материалы, раскрыл мой план. Чтобы старый козел продолжал нашу войну до бесконечности… И тогда у меня появится повод держать Лену возле себя.
«Запри! Оставь рядом!», — рвется и рычит на цепи зверь, а затем воет.
Пронзительно так, что уши закладывает. Будто режут по живому. Вырывают клоками густую шерсть и рвут на части. Меня.
Легкие забиты стекловатой под завязку, а истерзанны вены шипят и выпускают щиплющие пузырьки воздуха. Чувствую проникновение ебаной иглы, как в день, когда решил избавиться от Лены. Вытравить ее образ из головы, выцарапать из сердца. Нирвана, сменившая адские муки.
Закончившаяся агонией еще больше. Потому что когда я пришел в себя в больнице, Лена осталась на месте.
Но моя глупость похоронила папу и отняла у мамы, вероятно, десятки лет жизни. Счастья точно.
На этот раз, со мной все будет в порядке.
Но и не важно. Важно, чтобы Лена стала счастливой.
Думаю, вышло, как нужно. Хотя и больно осознавать. Наш малыш не родился, а значит ничего не свяжет невинного маленького человечка с неуравновешенным психопатом. Да и Лене гораздо удобнее устроить жизнь.
Новую. Без меня. И без страха за жизни ее детей.
— Хреново.
Похоже, последнее слово вылетает вслух. Потому что рядом внезапно замирает официант. Услышал меня. Недоуменно оглядывает бокал, пытается понять, чем я недоволен.