Без права на ошибку. Том 3 (СИ)

И хуй с ним. В психушке плевать, кто и в чем уверен.

Осторожно поддеваю тонкую белковую пленку на желтке. Ненавижу, когда остается «сопля». Папа всегда снимал ее без проблем, а мама… У мамы оно растекалось. Потому-что нежная оболочка желтка не терпит резкие неосторожных движений.

«Почему ты не отпустил Лилю?»

«Ты же видел, как ей плохо?»

«За что ты так с Женей? Со мной?»

«Что с тобой произошло?»

Слова металлической горячей стружкой раздражает слизистую неба. Впивается в онемевший язык и вызывает отчетливый соленый привкус крови. Сумасшедшей, безумной.

«Помоги мне».

Черной, проклятой и отравленной.

«Я не справлюсь без тебя».

Нашей крови.

«Скажи, что мне делать?»

Одной на троих.

— Ладно, — старый козел кашляет, а я с удивлением замечаю, что он все еще на связи. — Ну… сам как?

В ушах звенит от вышедших на поверхность бредовых мыслей. Не разбираю вопроса. Он спросил про меня? Или показалось? Ни в чем не уверен.

— Не стоит беспокоится. Я лучше всех.

— И не собирался, — ржет, впиваясь острыми ногтями в раскуроченную плоть. — Глюки, Олег Константинович. Спрашиваю, сам управишься с Женей или прислать кого для надежности?

Слова за секунду выжимают кислород из комнаты. Пространство сужается на пульсирующей желтой точке глазуньи. Она мигом взрывается, а оттуда, киша червями, вырывается фонтан ярко красной крови.

Чертова сковородка с размаха летит в раковину вместе с растекающимися яйцами. Со свистом тяну воздух и сжимаю толстую столешницу до отчаянного хруста костяшек.

Молча скидываю вызов.

«Чужих детей не бывает».

Отец говорил, что кровь не имеет значения. Не важно, кто родил, главное, кто воспитал. Он повторял волшебные успокаивающие слова каждый раз, когда оказывался вместе со мной в кабинете директора очередного садика или школы. Истеричные мамаши орали, тиская раненых чад.

«Костя! Взялся воспитывать чужого ублюдка, так воспитывай! Ты посмотри, он Петеньке руку прокусил! Дурная кровь, бешеная! Папаша псих и сам не лучше!»

Я не всегда помнил, что сделал. Как пелена перед глазами. Просто дети жестокие, а их родители — языкастые. А я очень любил маму и папу, и не мог слушать обвинения, смысл которых не сразу понял. Они вызывали приступы, в которых я не контролировал себя.

«Твоя мама — пластитутка!»

«Бандитская пастилка!»

Естественно, в маленьком поселке под Няганью, где я родился, прекрасно знали, почему моя мама с огромным животом, едва ей стукнуло восемнадцать, вышла замуж за опального Константина Шершнева.

Мы меняли учебные заведения так часто, что у меня не было ни одного друга. Чему я не особо расстраивался. Мне всегда интереснее было в компании книг или музыки. Только папа, который, как мог, занимался моей социализацией самостоятельно. Пока и до нового места не доползли слухи.

«Мы должны отправить Олега на лечение», — услышал я однажды ночью голос папы. Встал попить водички, ибо голодный желудок так урчал, что уснуть невозможно.

«Нет».

«Тат, я люблю Олега. Очень, правда. Ты же знаешь. Но ему не место среди нормальных детей».

Утром я с мамой переехал к бабушке с дедушкой. А через два месяца мои родители развелись.

Биологического отца до того дня я видел лишь один раз. Потерялся, когда решил сам добраться домой из садика. Он меня заметил и отвел, когда я назвал адрес. Шутил много, улыбался, держался на расстоянии. Пока я не указал на дом, в котором живу, отказавшись заходить с чужим дядей в подъезд.

«Олег… Шершнев?» — переспросил тогда, покосившись на мой балкон.

В итоге, я стоял и ждал на улице, пока незнакомый веселый дядя не выволок пьяного папу из подъезда. За шиворот, прямо по грязной земле.

«Гнида, у тебя ребенок один по улице ходит!» — орал он, пока папа с трудом концентрировал заплывший кровью взгляд на мне. — «Где Таня? Какого хуя, блядь?!»

Он бил его. Долго и жестоко. Буквально уничтожал у меня на глазах, а я ничего не мог сделать. Только стоял, глядя, как лицо и тело папы превращается в кровавое месиво. А потом в голове переклинило.

Я кинулся на незнакомца. И отлетел от мощного удара в следующую секунду в стену нашей панельки. Они подорвались оба. Папа, словно обретя второе дыхание, подхватил меня на руки, хотя почти не держался на ногах.

«Отойди от моего сына!» — рявкнул взбешенный дядя, который больше не вызывал у меня положительный ассоциаций. Только боль, кровь и разрушение, которые он нес в мир.

«Не тлогай папу!» — закричал я сквозь горькие слезы, прижимаясь сильнее к тяжело хрипящему отцу.

Я прекрасно понял, что сказал дядя. Но это не имело никакого значения.

Так я и познакомился с Александром Самуиловичем Лазаревым.

После того дня, наша жизнь круто изменилась. Папу брали только на самую черную работу, и мама взвалила финансовый вопрос на свои плечи. Любовь к выпивке обратилась запоями, когда-то мирная жизнь — скандалами.

Я рос и с каждым днем только сильнее походил на человека, которого ненавидел каждой клеточкой тела.

Старый козел отобрал у меня все и исчез, больше ни разу не появившись.