Без права на помилование

— Догулялась! — заключил начальник райотдела, когда за Ритой Васильевной закрылась дверь. — Жалко мужа. Работяга — поискать такого. Бригадир комплексной механизированной бригады. А она... Впрочем, Иван Иванович, ты свою бывшую квартирную хозяйку лучше меня знаешь. Есть у нас сведения, что Хомутова приторговывает и дефицитом, и «левым» товаром. Раза три занимался ею ОБХСС — все впустую. Бухгалтер райпотребсоюза у нее в близких приятелях: умно работают — знаем, а доказать не можем. Две недели тому возле Хомутовой появился «шахтер» из Воркуты. Познакомилась с ним в Донецке, в кафе. Веселый, анекдотов уйму знает. И при деньгах. Хвастался, что у него подземного стажа — на две пенсии, только года еще не подошли. Ну, наша Рита Васильевна и дала адресок: мол, удобнее всего под вечер. С автобуса вышел, площадь пересек — и заходи. Из кабинета директора магазина есть отдельный выход прямо во двор. Дверь, ведущая в магазин, запирается на накладку изнутри. На сей раз Хомутова, как она объясняет, замоталась и забыла о двери в торговый зал. Село было занято похоронами, продавцы спешили, и Хомутова отпустила всех, а сама осталась в кабинете «подбить баланс». Подбили... с тем шахтером из Воркуты. Коньячок, лимончик, балычок... Сторож явился около восьми. Поминок не обошел. Шахтер из Воркуты начал расспрашивать его о Петре Федоровиче. Тот расчувствовался. Помянули хорошего человека. Шахтер — душа-парень, наливает сторожу один стакан коньяку, второй... Потом бутылочку в карман. А Рита Васильевна говорит: «Погуляй, Калиныч, часика два-три. Я машину с товаром жду». Сколько Валентин Калинович Сиромаха «гулял», установить не удалось. Проснулся он утром. Сидит на крылечке магазина. Продрог от утренней свежести, поднялся, обошел магазин. Замки — на месте. Директорская дверь тоже заперта. Заглянул в окно и увидел Хомутову — лежит на диване в чем мать родила, связанная по рукам и ногам. А дверь-то заперта на два замка снаружи. Ну и побежал к участковому: «Нас ограбили подчистую». Шахтер из Воркуты прихватил солидный куш, в основном дефицит, в том числе четыре цветных телевизора. Рита Васильевна утверждает, что ее «чем-то стукнули по башке» и она очнулась уже связанной, так что ничего не помнит, не знает. Но шахтера из Воркуты описывает довольно «колоритно»: симпатичный, из настоящих мужчин. Индивидуальных примет не помнит, если не считать нахально-ласковых рук. И еще одна: «чапаевские» усы-щекотунчики. «За две недели близкого знакомства с этим усачом могла бы обратить внимание и на что-нибудь более существенное», — сетовал Авдюшин на то, что удалось собрать так мало сведений о преступнике.

— Рита есть Рита, — согласился Иван Иванович. — Ее мечта — усатое удовольствие, умирающее от страсти и готовое насыпать в честь неотразимой красавицы террикон из сотенных.

— Лет десять на зоне понежится, кровь и поостынет, — сердито заметил начальник райотдела.

— Наша Рита — из непотопляемых, она и там будет своим в доску парнем.

— Это и обидно.

— Не будьте кровожадным, Владимир Александрович! В любом случае тюрьма — не санаторий, — успокоил Иван Иванович подполковника. — Что у нас с версией о самоограблении с помощью мистера Икс — шахтера из Воркуты?

— Бухтурма ее разрабатывает.

— В таком случае продолжим работу с Хомутовой, в девичестве Моргун.

Пригласили Риту Васильевну. Она уже привела себя в порядок: сняла накладные ресницы, и веки выглядели неестественно белыми, обновила помаду на пухлых губах.

Села на диван, откинулась на спинку, закурила сигарету. Она была готова к сражению.

— В каком вы теперь звании, Иван Иванович? — неожиданно спросила.

— Майор. А что?

— С погонными — это рублей двести пятьдесят. Не густо для мужчины. Почему-то вспомнила, как мы с вами однажды просидели до полуночи на лавочке, да все без толку. И видный вы парень были, попали бы в мои руки — сделала бы из вас человека, за двадцать лет в генералы вышли бы.

— И стали бы вы генеральшей, — в тон ей ответил Иван Иванович, смущенный неожиданным выпадом Риты. — Но, увы... Однако давайте побеседуем на тему менее поэтическую. — Он достал из портфеля приготовленные фотографии, штук пятнадцать, разложил их на столе. — Взгляните, Рита Васильевна, нет ли среди этих людей ваших знакомых?

Она не сразу поднялась с дивана, сделала две затяжки. Затем потянулась к массивной пепельнице из чешского стекла с рубиновыми отливами, легким щелчком стряхнула пепел и только после этого удостоила взглядом разложенные фотокарточки.

Мгновение — и ее уверенности как не бывало — побледнела, осторожно положила недокуренную сигарету на краешек стола, затем взяла одно из фото. «Георгий Дорошенко. Жора-Артист».

— Он! — выдохнула. Плюхнулась на диван и залилась слезами. Навзрыд.

В бессильной ярости скомкала фотокарточку и давай ее рвать зубами на мелкие части.

Начальник райотдела бросился было к ней, но Иван Иванович удержал его: фото уже порвано, однако оно не единственное, а вот понаблюдать естественную реакцию иногда полезно для дела.