Без права на помилование

Хочет петенька продемонстрировать, кто он такой, вскинет голову, встряхнет красным, как спелая малина, гребешком, откроет рот, а оттуда лишь сиплое «ку-у...» — никакого «р-р» в голосе...

В универмаге — ни души. Иван Иванович в тот момент еще подумал, что сельскому магазину нужно «сельское расписание»: с 7.00 до 12.00, перерыв до 16.00 и с 16.00 до 19.00 — работа.

Только профсоюз торговых работников на это не пойдет: «перерыв перерывом, а рабочий день с семи утра до семи вечера...»

Ни директора, ни ее боевого зама на рабочем месте не оказалось.

— Светлана Леонтьевна заболела, — сообщил хмурый бухгалтер Степан Спиридонович. — А Вера Сергеевна ушла на обед.

Но Голубевой дома не было. Хлопотливая Александра Матвеевна, которая, видимо, все лето не покидала кухни — варила соки на зиму, — сообщила майору Орачу под «огромным секретом»:

— Верунька подалась к Светлане Леонтьевне. У Светланы Леонтьевны с мужем большие нелады. Уж такой степенный и обходительный человек, а тут кричал и ногами топал на Светлану Леонтьевну, вся Стретинка слышала: «Никаких универмагов! Уволишься завтра же! И будешь рожать!» А как же Светлане Леонтьевне можно уволиться в такое время! Пока этих субчиков милиция не изловит, нельзя увольняться, иначе все решат, что она из-за кражи... Верунька хочет поговорить с мужем Светланы Леонтьевны.

Неудачное время выбрала Вера Сергеевна для задушевной беседы с мужем своего боевого заместителя, подумал Иван Иванович. Сейчас самое правильное было бы оставить их с глазу на глаз... на каком-нибудь необитаемом острове. Пусть выяснят отношения до полной победы одной из сторон. (Трупов — не будет, в этом майор милиции Орач не сомневался; муж Светланы Леонтьевны — человек рассудительный и любящий).

Александра Матвеевна угостила Ивана Ивановича квасом из красной смородины.

— У нас в Забайкалье квас-то ставили на бруснике. Вот это был квас! В бочку нальют, а потом подвяжут ее на веревке посреди погреба: на земле ставить нельзя — разорвет. И так крутит ту бочку, словно мальчишки шалят. А отбродит, туда сушеной малинки — и по бутылкам. Такой квасок бражке не уступит. Хмелён и в нос шибает!

Квас у Александры Матвеевны был действительно вкусный. Попивает его Иван Иванович маленькими глоточками, нахваливает, а между делом расспрашивает.

— Какие новости от Леонида Николаевича?

— Пишет! — оживилась хозяйка, готовая говорить и говорить на эту радостную для нее тему. — Намедни прислал письмо. Большущее! — Она развела руки, как завзятый рыбак, демонстрируя, каких размеров было послание. — Чисто влюбленный солдат. И слова ласковые, в иных стихах не сыщешь таких задушевных. Появился покупатель на домушку. Но у Леши — сад. И яблоньки, и крыжовник-колеровка, и малина. Клубники две грядочки. Надо убрать урожай... Хозяйственный мужчина! К тому же партком отпускать не хочет. Он на своем заводе в уважении. Четверть века парторгом смены. О нем даже писали в газете — прислал вырезочку. Верунька довольна, уж такая счастливая.

«А чего бы ей не быть довольной и счастливой, — подумал Иван Иванович, невольно радуясь за Голубеву. — Парторг смены — это, видимо, партгруппорг», — перевел он на привычную терминологию сообщение Александры Матвеевны.

— В любом случае партком завода не должен удерживать Леонида Николаевича, — утешил он старушку. — Переезд на новое место жительства: одинокий человек нашел спутника жизни... Это веская причина.

Как хотелось Ивану Ивановичу в тот момент взглянуть на «солдатское» послание тоскующего в одиночестве Черенкова! Да и прочитать вырезку из газеты о партгруппорге смены... Но знал, что все волгоградские письма Вера Сергеевна носит при себе, в сумочке. Осталась на минуточку одна, извлекла их, в руках подержала — и на душе радостнее, глазами несколько строчек пробежала — и от счастья весенней снежинкой тает. Любит!

Поэт был прав, сказав: «Любви все возрасты покорны». А первая любовь остается первой, самой пылкой, стеснительной, желанной, в каком бы возрасте она к нам не пришла.

Несмотря на неудачу с шофером стретинского универмага Шурпиным, Иван Иванович возвращался в Донецк в приподнятом настроении — по всей вероятности, что-то передалось ему от всеобъемлющего счастья Веры Сергеевны...

Зашел Иван Иванович к себе в отдел, а ему говорят:

— Вас Строкун разыскивал. Что-то там по магазину...

— По благодатненскому? — Иван Иванович ждал вестей, имеющих отношение к поискам четырех цветных телевизоров.

— Не знаю. Сказал: «Появится — пусть меня разыщет».

Разыскивать полковника не пришлось: он был у себя в кабинете.

Поздоровавшись кивком головы, Строкун вынул из папки, лежавшей на столе, листок и протянул его майору Орачу:

— Вот так-то, Иван! — печально произнес он, заранее сожалея о случившемся.

Это был письменный ответ из Волгоградского УВД на запрос Донецкого областного управления по поводу личности Л. Н. Черенкова.

Иван Иванович пробежал глазами по строчкам, он спешил ухватить главное, суть.