— Так в клубе тогда про Петра спрашивали,— вдруг встрепенулся Печеркин.
— Что? — Моисеенко расхохотался не по-доброму.— Вон ты какой умный! Слышите,
Василий Тихонович, про Петра, говорит, спрашивали?.. А ты перепутал, который из них хромал?
Или забыл? — И, не желая слушать его, махнул рукой.— Хватит. Тут люди с дороги. Им
отдохнуть нужно.
В кабинете появился милиционер. Саломахин коротко приказал:
— Этого гражданина поселите во вторую камеру. Да поставить на постоянное довольствие
не забудьте...
В тот же день встретились с Суетиным. Втроем просидели допоздна. Каждый понимал,
что разгадка трагедии на Соколовском торфянике близка, но, по известной следовательской
привычке, не торопились с окончательными выводами.
— Вчерашний разговор с Коляскиной в Шадринске и сегодняшний — с Печеркиным
убедил меня в том, что они все знают. С ними надо работать,— настаивал Василий Тихонович.—
Почему они хитрят?
— Замазаны! — предположил Суетин.— И боятся: Мельнику-то ведь не просто морду
набили, а с концом...
— А вспомни Сырбу? Тоже запирался, а совсем из-за другого...— вмешался Моисеенко.
— Чудак ты, право,— усмехнулся Дмитрий Николаевич.— Сырба совершенно точно знал,
в чем его подозревают. И когда ему сказали, что речь идет об убийстве, он сразу заговорил,
потому что в этом он не мог быть замешан. А Коляскина и Печеркин, во-первых, не могут
отрицать своего знакомства с Мельником. Во-вторых, у нас в руках свидетельства, что из
Шадринска они уехали в Свердловск вместе. А самое главное, Толенька, ни Коляскина, ни
Печеркин, если они к этому делу не причастны, не могут знать, что речь идет об убийстве! Прав
Василий Тихонович, работать надо.
— Положим, что Печеркин-то это понимает не хуже нас с тобой... Он, наверное, в клубе
тоже о чем-то думал,— не замедлил вставить Моисеенко.
— Правильно,— согласился Дмитрий Николаевич.— Зато Печеркин не подозревает, что
Коляскина уже здесь и сидит в соседней камере, а Коляскина не предполагает, что нам известно
о скандале в ее доме и о поездке с Мельником в Свердловск. Почему она не сказала обо всем
этом сама? Надо их столкнуть так, чтобы им не осталось никакого пути, кроме правдивых
показаний!
— А что, если дать им возможность подумать? — спросил обоих Саломахин. Он опять
улыбался едва приметной улыбкой.— А самим попробовать с другого конца... Только перед этим
давайте уточним одно: имеем мы право подозревать Печеркина, скажем, в убийстве?..
— Конечно! — немедленно ответил Моисеенко.— Он ведь еще в Шадринске нож хватал.
— Ну?..
— А для этого достаточно и шадринского скандала.
— Не только,— теперь заговорил Суетин.— Как выяснил Василий Тихонович, Печеркина
остановила тогда его жена. Значит, она-то во всяком случае...
— Правильно! — Саломахин понял его с полуслова.— Пусть посидят сутки, а мы успеем
за это время сделать последний шаг: если окончательно убедимся, что Мельник был в
Соколовке, то до убийства нам останется всего полтора километра...
— И эти полтора километра нас уже поведут Печеркин с Коляскиной сами,— сказал
Суетин и нарисовал на листке бумаги, который перед ним лежал, жирную точку.
— Посылаю за Татьяной Печеркиной! — резко поднялся Моисеенко.
— Еще одно, товарищи,— остановил его Саломахин.— Надо подумать и над тем, с чего
начинать...
Оба остановили на нем вопросительные взгляды.
— Жена, по-моему, должна лучше других знать вещи мужа...
— И помнить, как был одет гость.
23
Татьяна Печеркина робко вошла в кабинет Моисеенко и окончательно смутилась, увидев
много людей. Как за помощью, попыталась она обратить свой взгляд к начальнику торфоучастка
Румянцеву, но тот, подавленный и от этого раскрасневшийся больше обычного, отвернулся к
окну. На столе Моисеенко лежало пять разных поясных ремней. Один из них выглядел хуже,
много старее других.
— Подходите ближе, товарищ Печеркина,— пригласил ее Моисеенко.— Посмотрите на
эти ремни.
Печеркина, видимо, плохо понимала, что от нее хотят, послушно подошла к столу.
— Есть среди этих ремней знакомый вам? — спросил ее тихо Суетин.
Она не ответила. Только подумав и уяснив смысл вопроса, она взглянула на стол
внимательнее и неуверенно протянула руку к старому плетеному ремню.
Анатолий Моисеенко медленно поднимался со стула, но Саломахин, стоявший позади
Печеркиной, усадил его жестом обратно, посоветовав женщине мягко:
— Вы присмотритесь, товарищ Печеркина. Торопиться не нужно.
— Да, этот,— обернулась она к нему.— Только откуда он взялся? Давно уж я не видела его
на Геннадии. Думала, потерялся...
— Не ошиблись? — подошел к ней Суетин.
— Его, Дмитрий Николаевич,— твердо повторила Печеркина.
Не выдержал Румянцев. Он порывисто вскочил со стула, повернулся к Печеркиной и,
увидев, что перепугал ее, ничего не мог сказать и только со всего маху хлопнул себя по бедрам.
— Ох-хо-хо!..— вырвалось у него.
25