Без права на поражение (сборник)

— Нет. Я ведь говорила, что он еще мальчишкой невзлюбил его. Геннадий уже семь лет

живет отдельно от меня...

— Не встречался, значит?

— Нет,— она оживилась даже.— Сознаюсь перед вами: в ту осень, когда Афанасий явился

сюда, я шибко перепугалась, потому что мои именины должны были наступить и Геннадий с

женой обещался в гости приехать.

— И приезжал?

— Приезжал. Ребятишек, правда, с собой не привезли. У сватьи в Березовске оставили. А

сами гостили целую неделю.

— А в Свердловске они могли с Мельником встретиться?

— Что вы! Геннадий если бы и увидел его, то не остановился бы. Не любит он его.

— Вы говорили сыну, что приезжал Мельник?

— Бог с вами! Ни полслова! Он бы мне не простил этого.

— Когда у вас день рождения-то?

— Двенадцатого ноября.

— А Мельник приезжал?

— Перед праздником близко.

— А сын, насколько я понимаю, очевидно, уехал числа двадцатого?

— Раньше — поправила она.— Приехали они сразу после праздников, дня за два до

именин. А уехали на третий или четвертый день после. Выходит, числа пятнадцатого-

шестнадцатого.

Василий Тихонович знал, что на шадринском рынке Афанасий Мельник задерживался

пятого ноября.

— Вы уверены, что ваш Геннадий не встречался с Мельником?

— Если бы он хоть узнал о его приезде, то все равно выговорил бы мне,— ответила она

убежденно.— Не сдержался бы, припомнил старое. Ненавидит он его... Да и откуда ему было

знать?

Откровенность Анны Печеркиной не вызывала у Саломахина сомнений. Но где-то в душе

он уже решил, что между ее сыном и Мельником была какая-то связь,

Прояснить все мог только Шадринск.

21

Из Шадринска Саломахин связался по телефону с Суетиным. Моисеенко из Молдавии еще

не вернулся,

— В дороге,— сообщил Суетин.— Ждем завтра.

Подробно рассказав о встрече с Анной Печеркиной, Саломахин предупредил:

— Задержусь еще дня на два. Позвоню потом.

...После десяти утра Василий Тихонович постучался в квартиру Клавдии Коляскиной —

той самой знакомой Анны Печеркиной, к которой четыре года назад должен был заехать

Афанасий Мельник.

Дверь долго не открывалась. Наконец, неприветливо осведомившись, кто пришел, в двери

показалась заспанная с неприбранными волосами женщина. Не взглянув на Саломахина,

повернула обратно, бросив через плечо:

— Проходите.

Комната Коляскиной лучше всего говорила о хозяйке. На столе, придвинутом к окну,

стояли две пустые бутылки из-под водки, валялся остаток буханки хлеба, в мелкой тарелке,

засыпанные окурками, лежали кильки. Грязный пол и кое-как закинутая одеялом постель не

первой свежести дополняли картину.

Хозяйка, пытаясь на ходу навести порядок, с неестественной веселостью объясняла:

— Подружка вчера зашла, решили вдовью тоску разогнать, согрешили с водкой.

Извиняйте... Жизнь такая, каждый день одни заботы, а радости никакой... По какому делу мною

интересуетесь?

Василий Тихонович уже довольно долго стоял у двери, а хлопотливая хозяйка, изредка

бросая на него любопытные взгляды, летала по комнате то с тряпкой, то с веником. Скоро стол

оказался чистым, сор с пола исчез, кровать прибралась. Коляскина, одним движением повязав

платок, опустилась на стул и показала Саломахину напротив.

— Что же стоите? Садитесь.

Саломахин сел. Хозяйка не вызывала у него симпатии. Но, прежде чем приступить к делу,

поинтересовался:

— Не работаете сегодня?

— И вчера — тоже,— весело махнула она рукой.— Уволилась недавно, а новую работу

еще не подыскала. И торопиться неохота. Кое-как перебиваюсь...

— Что ж так? Годы ваши как будто небольшие...

— А что толку-то? Хоть и небольшие, а жизнь все одно ушла, как вода сквозь сито.

Грустные слова Клавдия выпаливала с той же неестественной веселостыо, с которой

встретила Саломахина.

Но он говорил с нею просто, дружелюбно, стремясь расположить ее к себе:

— Клавдия Поликарповна. Так, кажется?

— Поликарповна, Поликарповна,—подтвердила она с удовольствием.

— Вы не припомните? Несколько лет назад к вам заезжал один человек — Афанасий

Мельник. Останавливался у вас.

Неестественная веселость Клавдии моментально сменилась глубокой задумчивостью.

— Когда, говорите, заезжал?

— Четыре года назад?

— Не припомню,— ответила тотчас и снова с бойкой откровенностью: — Чего скрывать,

люди у меня разные бывают, и нередко. Одна живу — гостям мешать некому. А Мельника не

припомню. Откуда он?

— Из Молдавии.

— Откудова?!

— Молдаванин. А заезжал от Анны Никифоровны Печеркиной. Негде ему было

остановиться в Шадринске.

— А! —догадалась она. —Хромой, что ли?

— Хромой.

— Вспомнила,— успокоилась она. И словоохотливо начала объяснять: — Приехал

каракуль продавать да и завернул к Анне. Знаю. Бывал он здесь раньше-то, в Кабаньем жил.

Анна-то и прилепила его к себе. Она, как я же, обезмужнела в войну...

— И сколько он жил здесь, у вас?

— Переночевал да уехал в Свердловск.

— В Свердловск?

— Ага. Еще оттуда куда-то собирался за кровельным железом.

— А Геннадия, сына Анны Печеркиной, вы знаете?

— С мальчишек еще. Я же ихняя, деревенская.