Без права на поражение (сборник)

Мельник здесь лишь бередил сиротскую память. Никто не хотел знать его, и он, как выгнанный

из игры шулер, мучился желчным одиночеством.

Но случилось так, что и он не остался без сочувствия. Неподалеку от Кабаньего

встретилась на пути Мельнику женщина, молодость которой истоптала война. Как они смогли

понять друг друга? Только зачастил Афанасий из дому, сначала ночь проездил, потом —неделю,

Жена, которая и так по утрам со слезами уговаривала детей идти в школу, узнала обо всем, но

молчала, чтобы не навлечь на свой дом еще и грязной молвы. Так и жила несколько лет...

— Видела я ее. Анной звали. Красивая женщина, молодая, мальчик у нее был лет

пятнадцати. Говорили о ней только хорошее. Нашего принимала, наверное, от тоски своей. А он

присох... И только за год до того, как нам возвращаться, отказала ему. Что у них произошло, не

знаю. Афанасий совсем почернел. Накануне отъезда ездил к ней еще раз...

— Фамилию этой женщины вы помните?—спросил Моисеенко.

— Нет. Анной звали. Если жива, найти ее легко. Женщина заметная.

— И вы думаете?..

— Как же иначе? Нам он сказал, что едет в Свердловск. А вы узнали, что был в

Шадринске. Зачем ему туда ехать? В Кабаньем у него друзей нет, да и знакомых, которые могли

бы обрадоваться такому приезду,— тоже. Пока здесь живем, с Урала ни одного письма не

получал. Значит, никто и не вспоминал его. Так зачем ему ехать туда, где он никому добра не

оставил?

— Пожалуй, вы правы.

— А к ней заехать мог. Только поэтому и рассказала вам то, о чем всю жизнь молчала.

Ставший чужим родным и знакомым, Афанасий Мельник не остался все-таки без

человеческого приюта. И, зная его жизнь, можно было представить, как он держался за это

последнее душевное пристанище, если пренебрегал ради него женой и детьми. И, может быть,

права эта женщина в своей догадке!..

20

Анну Саломахин нашел без труда: в маленькой деревушке Плетни, что в семи километрах

от Кабаньего, друг друга знали все.

Войдя в избу, Василий Тихонович очутился лицом к лицу с темноволосой статной

женщиной. Она была немолода, но годы щадили ее, а может быть, просто отступали перед

необычной опрятностью во всем ее облике. После того как Саломахин представился, она

предложила ему раздеться и провела к столу, по-деревенски стоявшему в переднем углу возле

скамеек по стенам.

— С дороги продрогли, наверное? — осведомилась она.— Может, самовар поставить?

— От чаю не откажусь,— улыбнулся Саломахин.— Тем более разговора у нас хватит на

целый вечер...— И в то время, когда она отошла от печи, возле которой матово отсвечивал

старенький самовар, спросил:

— Анна Никифоровна, вам приходилось когда-нибудь знавать Афанасия Мельника?..

Ответила она не прежде, чем подложила шабалкой углей в самовар:

— Приходилось.

— Не могли бы вы рассказать об этом знакомстве поподробнее?

— Вы человек должностной и нездешний. Раз спрашиваете, значит — надо. Чего мне

таить? Не сама, так люди расскажут хуже... Погодите, с самоваром управлюсь.

Василий Тихонович внимательно наблюдал за ней, но не приметил и тени волнения. И

только после того как был заварен чай и разлит по чашкам, она взглянула на него прямо.

— Дело давнишнее... Бабий грех. Разве его скроешь?

Василий Тихонович отпил глоток горячего чая, а она легонько отодвинула от себя чашку,

закуталась в пуховый платок.

— Что говорить... Замуж вышла рано, еще до войны осталась солдаткой с махоньким на

руках. А как началось, по второму году получила похоронную. Перебивались вдвоем со

свекровушкой, но и она перед победой умерла вот в этой самой избе... Я работала на ферме

дояркой. Парнишка подрос к тому времени, Поднимусь до света, приготовлю кое-что да

выставлю ему на стол, чтобы не будить, а сама бежать... Обратно домой — тоже затемно... Вот

так и жила.

Не прерывая рассказа, она подлила в чашку Саломахина и, словно только сейчас вспомнив

о его главном вопросе, перешла к другому:

— Зимой было... Торопилась домой, а до фермы у нас больше километра, место открытое,

ветер секет, как хлыстом. Слышу, сани скрипят, догоняют меня. Не спрашивая, пала в них. А это

как раз Афанасий Мельник ехал. Тогда впервой и увидела его. Не понравился он мне, злым

показался, да еще и нерусский... Как в деревню-то заехали, я и увидела, что сам-то он задубел на

морозе пуще моего. Позвала в избу, чаю подала. Оттаял. Закурил. Вон там, у порога, на

голбешнице сидел. Свету электрического тогда не было. На столе — мигушка, в избе темно. А я

вижу, что у него глаза блестят. Когда уехал, даже на душе легче стало...

Пожала плечами.

— А потом невзначай еще несколько раз встречала. Он конюхом в Кабаньем работал.

Догонит на дороге, остановится, подвезет до деревни, либо — к ферме... А когда нужда

случалась в Кабанье ехать, так лошадь предлагал. Людей избегал, а ко мне привык...