Без права на поражение (сборник)

— Пожалуй...— не стал он противоречить, чтобы не нарушить вернувшееся к ней хорошее

настроение.— Только давайте уговоримся, Анна Сергеевна, не беспокоить Светлану

Владимировну. А то еще и ей испортим настроение, как я вам сегодня.

— Ой, да что вы!

— А я обещаю объяснить вам все, когда эта история закончится. Может быть, даже вместе

со Светланой Владимировной. Идет?

— Пожалуйста. И не забудете?

Она была снова такой, какой вошла в кабинет: откровенной и немножко наивной.

— Ни в коем случае. Ручаюсь честью,— заверил он.

— Буду молчать и ждать.

— Вашу руку.

...За ней давно закрылась дверь, а Иван Петрович все еще сидел за столом.

Он думал о Хоминой.

Как всякий следователь, Упоров размышлял иногда над причинами преступлений, над

теми побуждениями, которые делают человека преступником. Но далеко не каждое дело

служило поводом для этого.

Его уже давно не волновал, например, морально-педагогический треп по поводу того,

почему это здоровенный детина, которому в пору дуги гнуть, вдруг крадет чужие деньги или

грабит на улице прохожего человека раз, другой, третий...

По оплошности можно сломать станок на работе, из-за невнимательности нарушить

правила уличного движения, наконец, из-за беспечности оказаться даже сообщником серьезного

преступления. Но залезть в карман или ограбить? Это — что?..

Паразитизм. Тот самый, который поставлен вне закона всеми людьми, будь они

язычниками или католиками, живут они при царе или парламенте. Воры и грабители всех

времен боялись суда, потому что не хуже следователей знали, что им положено по закону.

Тем более в нашей жизни, где у каждого есть право на труд и уважение. Почему в ней

можно допускать, чтобы гуманность толковалась как снисхождение? Почему суд садит вора в

тюрьму на два года, а не на десять? Ах, дает возможность исправиться? Прекрасно! В таком

случае, если он украл снова, почему его садят на четыре года, а не на пятнадцать?.. Ведь

великодушие должно иметь цену и в глазах жулика!

Нет, сталкиваясь с подобными делами, Иван Петрович не занимался пустыми

рассуждениями. Он с суровой неотвратимостью доказывал преднамеренность такого

преступления, писал лаконичное обвинительное заключение с указанием соответствующей

статьи Уголовного кодекса.

И ставил точку.

...Но в привычно-грязном потоке бытовых преступлений следователь встречался и с

такими, перед которыми профессиональная терпимость уступала на время внутренней

потребности по-человечески до конца понять содеянное. В него вселялась вдруг тревога,

предчувствие опасности, какое испытывает даже опытный, хорошо вооруженный охотник от

сознания, что невидимый хищник притаился где-то совсем рядом. И тревога эта вовсе не за себя,

а за всех тех людей, у которых нет такого обостренного внимания, как у него.

Анечка Куркова почти сразу стала с ним откровенной и простой, как со своим человеком.

Она хорошо относится к людям, и поэтому легко понять, что помочь всякому в затруднительном

положении, не требуя за это ответного одолжения, ее привычка. И в чем ее можно упрекнуть,

если оказывается вдруг, что ее доброта использована дурно?..

Особенно у нас, где доверие и уважение воспитываются с детского сада, а

подозрительность считается дурной чертой характера!

Откуда же взялась эта Хомина?..

Ведь в детском саду она играла в те же добрые игры, что и сверстницы, в школе и

институте училась даже лучше других, да и в работе оказалась способнее.

Она ведь знала, наверняка знала, «что такое хорошо и что такое плохо»!..

А не потому ли случилось так, что обыкновенное добросовестное выполнение

обязанностей, свойственное тысячам других людей, ей кто-то поставил в особую заслугу? Не

потому ли она и поднялась по служебной лестнице, обрела исключительный должностной

авторитет, что свято почитала инструкцию и распоряжения, а потом уверовала и в свое особое

положение среди других?

Эгоистичная и расчетливая, она и закон стала понимать лишь как инструкцию, пусть более

широкую и всеохватывающую, нежели те, с которыми имела дело по службе. Она нашла лазейку

в установленном порядке, сознательно использовала ее для своего обогащения, уверенная, что

ее нельзя ни в чем заподозрить, так как ее поступок не потревожил ни одного параграфа, ни

одного пункта установлений, которыми она обязана руководствоваться. Да еще при ее

безупречной служебной характеристике!..

Она и сейчас не подозревала, что ее потеря, которая вызвала самое близкое сочувствие,

оборачивалась для нее другой стороной...

Иван Петрович не верил в следователей-чародеев. Он не сомневался в

предусмотрительности Хоминой. Она, безусловно, предвидела возможные последствия своего

преступления и, видимо, была готова к ним.

Такая на риск не пойдет.