— А я все рассказал, Олег Владимирович. Привез, как надумали, Мартьянова в вытрезвитель, сгрузили как полагается. Он же — ни рукой, ни ногой. Стали заносить на руках. Я подхватил его за ноги и чуть не выронил: ботинки увидел… — Алферов покрутил головой. — Час от часу не легче: одна — в этом окаянном платке, другой — в ботинках… Что хошь думай!
— Вот тебе и трус! — усмехнулся Штокин.
— А ведь трус, товарищи, честное слово, трус! — стоял на своем Алферов и, видимо, сам удивлялся больше всех, так как с его лица не сходило недоумение.
— Вы понимаете, товарищи, — сказал Чернов, — что в этом деле у нас начинает скапливаться много барахла, в котором необходимо как можно быстрее разобраться: платки, ботинки, сапоги, в которых был Маруськин гость. К утру сутки минуют, как совершилась кража, а может, и двое: в понедельник-то в магазине был выходной… Мы же все на месте топчемся.
— Маруську-то искать сегодня? — спросил Алферов. — Время — одиннадцатый час доходит: жена потеряла уже наверняка.
— Жена — не волк, в лес не убежит, — ответил Чернов. — Я тебя, Василий Васильевич, не уговариваю, но ведь сутки проходят, а злодей все еще над нами улыбается. Мне, например, простое самолюбие спать не дает, не говоря про служебный долг! Ты подумай, что получится, если преступник хитрее нас окажется? Мы в Нижних Сергах подметки у ботинок нюхаем, а наш печник-ювелир сидит где-нибудь в московском ресторане и пьет шампанское за наше здоровье… Жуть подумать!
— Ладно, понял, — сказал Алферов. — Я все равно найду, приведу Маруську-то… А вы-то спать не хотите?
— Ждать буду.
…Если присмотреться внимательнее к жизни, в ней нетрудно заметить разумный порядок.
Всюду и во всем.
Например, птицы. Самые разные бывают они по своему характеру. У одних сила, у других сноровка, у третьих ум. И потому что они разные, они и уживаются друг возле друга: у которой ума не хватает, так она берет силой, а у которой силы нет, так сноровка выручит. И еще есть у каждой птицы свое назначение, которого и сама-то она не осознает.
Скажем, дятел. Нарядная птица и летает проворно, не так-то просто взять его. Мог бы и в небо взлететь, может, не ниже орла. Но он все время трудится в лесу: и долбит, и долбит, и долбит своим долотом-носом по стволам столетних деревьев, выбирая всякую зловредную шпану. Лесной фельдшер!
Так и умирает на работе. Знающие люди говорят: от сотрясения мозга. Поэтому и живет на свете мало: профессиональная болезнь сводит в могилу…
А ведь у дятла-то положение дворянское: начальства нет, приказывать некому, мог бы и на ветке позагорать недельку-другую. Так нет! Трудится…
Вот и уполномоченные уголовного розыска милиции. Всю жизнь убирают из жизни всякую нечисть. А ведь она прячется, да иной раз так ловко, что сразу-то и не возьмешь.
Олег Владимирович понимал всю трудность создавшегося положения. Рассудительный по характеру, он допускал, что преступление может остаться нераскрытым, так как не вызывала сомнения квалификация преступника, человека определенно приезжего и предусмотрительного.
Но примириться с этим не мог.
Он еще не знал, какое отношение имеют к краже и мартьяновский ботинок, и газовый платок Маруси Банниковой, и сапоги ее гостя, заехавшего в Нижние Серги на два дня. Но эти вещи не по его воле становились в прямую связь с преступлением. Поэтому их нужно было объяснить и для следствия, и для себя, пусть даже окажется, что к преступлению они не имеют отношения.
…Уже пошел второй час ночи, когда Чернов услышал в коридоре шаги.
Через минуту в кабинет вошел Алферов с Марусей Банниковой.
— Вот та барышня, с которой вы хотели познакомиться, Олег Владимирович, — сказал Алферов. — Еле уговорил зайти к вам: отказывалась. Да и сомневалась, ждете ли в такое время.
— Присаживайтесь, — предложил ей Чернов.
Маруся Банникова была когда-то красивой, это угадывалось и сейчас по ее тонко очерченному лицу, по напряженному излому бровей, из-под которых смотрели внимательные глаза. Но смуглую кожу на лбу и шее уже тронули едва приметные морщинки, да и в глубоких темных глазах проглядывала усталость.
— Поздно вы назначаете встречи, — сказала она равнодушно.
— Что поделаешь! — сказал он так, как будто принял ее слова за сочувствие. — Хотел встретиться с вами раньше, да не сумел.
— Я зачем-то нужна? — спросила она, глядя ему в глаза. — Вы что-то хотите узнать?
Он не увидел в ее взгляде ни робости, ни беспокойства, а только любопытство.
— Вы угадали. Я хотел спросить, откуда у вас этот красивый платок?
Наверное, оттого, что говорил он благожелательно, она рассмеялась.
— И для этого меня нужно было приглашать сюда?! Вы — серьезно?
— Вполне, — не захотел он заметить ее настроения. — Вы понимаете, что находитесь не на свидании?
— Да, понимаю. — Она отвела на мгновение свой взгляд, а потом ответила вполне серьезно: — Платок мне подарен.
— Кем?
— Знакомым мужчиной.
— Давно?
— В минувшее воскресенье.
Олег Владимирович намеренно задавал короткие вопросы, вынуждая ее отвечать так же. И видел, как на ее смуглом лице начинал разгораться недобрый румянец.
— И не секрет: чей это подарок?