Без права на пощаду

– Я всего лишь ввожу вас в политический курс, – пожал плечами Айлеви. – Выполняю то, что мне приказывают. А мне приказывают не приставать к советским властям с вопросами, содержат ли они в заключении американских граждан. – Айлеви развалился на диване. – Потому я и не делаю этого. В противном случае Буров переведет куда-нибудь этот лагерь или просто-напросто расстреляет всех пленных.

– Вот поэтому нам нельзя спешить, Сэз.

– Правильно. Если бы не Додсон, эти люди были бы уже мертвы. Додсон – живая улика, и Додсон – на свободе. Так что Буров мертвой хваткой держит «школу обаяния» и ее обитателей. И если он схватит Додсона прежде, чем это сделаем мы... Я все время надеюсь, что Додсон объявится здесь.

– А я постоянно думаю об этих летчиках. По-моему, Сэз, именно нам предстоит спасти их. Нажмите на дипломатов.

– Знаете, Сэм, за два года, что мы работали вместе, я так и не понял, откуда вы такой взялись.

– Прекрасно.

– Однако теперь я должен контролировать вас. Вы намерены нарушать законы, рисковать своей карьерой, миром во всем мире и вашей собственной жизнью, чтобы вытащить оттуда этих парней. Хладнокровный, спокойный Сэм Холлис, правильный полковник снова становится безумным истребителем, готовым разбомбить и снести все на своем пути. – Айлеви улыбнулся и добавил: – Кроме того, все по-прежнему считают, что вы играете по правилам, а я – мошенник. Просто им неизвестно то, что я знаю о вас. Это может сыграть нам на руку. Добро пожаловать в мой мир, Сэм.

Холлис промолчал.

– Да вы подумайте об оборотной стороне медали! Ну, допустим, путем переговоров или как-нибудь иначе мы вытащим этих людей. Бог мой, вообразите себе триста военнопленных американцев средних лет, прилетевших из Москвы в аэропорт Даллеса! Вы осознаете, какая волна общественного возмущения тогда поднимется?

– Да, если мое негодование может служить мерой общественного мнения Америки.

– Совершенно верно. Поставить под удар переговоры на высшем уровне, военные переговоры, торговый и культурный обмен, туризм, совместное сотрудничество... Мы можем спасти свою честь, но я не способен нанести смертельного удара миру.

– О чем вы говорите, Сэз? Разве Вашингтон не хочет, чтобы они вернулись домой?

– Вы сами все прекрасно понимаете. – Айлеви встал, налил себе еще кофе с бренди и снял кассету с магнитофона. – А что бы вы еще хотели послушать?

– За последние два года я успел прослушать всю музыку, написанную с 1685 года. И вообще мне уже все равно.

– А что вы скажете насчет волынок? Послушайте вот это. «Шотландские горные полки». Один англичанин из посольства Великобритании подарил мне эту пленку. – Айлеви поставил запись. – Давайте вернемся к вопросу о том, почему эти летчики до сих пор живы. Почему после того, как их выжали в советских ВВС и ГРУ, КГБ прибрало их к своим рукам?

Холлис отпил немного кофе.

– Может быть, там нечто вроде мозгового треста. Курсы повышения квалификации при институте США и Канады.

– Похоже, – согласился Айлеви. – Но немного пострашнее.

– Что вы имеете в виду?

– Мы считаем, что эти военнопленные наносят нам вред. Да простит их Бог. Так что наша озабоченность не исчерпывается чисто человеческим интересом. Если это так, то вы окажетесь правы в своем циничном предположении, что мы охотно дадим им сгнить там, чтобы спасти разрядку напряженности между нашими странами. Дело в том, Сэм, что наше беспокойство... беспокойство моей конторы – очень серьезно и касается вопросов государственной безопасности. Короче говоря, мы считаем этот лагерь не чем иным, как тренировочной школой для советских агентов, которые должны научиться разговаривать, выглядеть, думать, жить и, возможно, даже трахаться, как американцы. Понимаете?

Холлис кивнул.

– Разумеется, понимаю. Понял с самого начала. Пансион благородных девиц, высшая школа, «школа обаяния»... да все что угодно.

– Правильно. Если ваша теория верна, то окончивший эту школу становится совершенно неотличимым от человека, родившегося и воспитывавшегося в старых добрых Штатах. Агент, вышедший оттуда, имеет южнобостонский акцент, как у майора Додсона, или южнокаролинский, уайтфишский или северодакотский. Он может сообщить вам, как зовут жену Ральфа Кремдена, и выиграть «Trivial Pursuit». Понимаете?

– Уайтфиш – в Монтане, Сэз.

– Ну и что?

– Кто играл в защите в 1956-м за «Доджерсов», Сэз?

– Фил Ризутто, – мрачно усмехнулся Айлеви и махнул рукой. – Во всяком случае, я не мог быть одним из них.

– Почему?

– Моя компания не верит только тому, что ты рассказываешь о себе сам. Они хотят побеседовать с мамашами, папашами и учителями средних школ. Но дело в том, что большинство частных компаний требует всего лишь предъявления документов о рождении, воспитании, обучении и тому подобном. Однако вы задали неплохой вопрос. Вам еще не раз придется задавать его. Кстати, вы уже встречались с выпускником «школы обаяния», – добавил Сэз.

– Человек из номера Фишера. Шиллер.

– Совершенно верно. Он ведь был безупречен, не правда ли?