Без права на... (СИ)

Принося баланду в отделение, мы заносили ее в раздаточную и, столовщица, ловко плюхая половником, разливала суп по алюминиевым мискам. По началу срока мы накрывали на столы, но наступил переломный момент, когда в отделении оказалось до 45% олигофренов, которые начали воровать хлеб друг у друга. Тогда накрывать на столы перестали и выдавали хлеб и «шлемку» в руки каждому.

Накрыв на столы, мы получали добавку – полную миску второго. Я стал наедаться.

Ели мы первые, раньше всех возвращались из столовой в отделение, дождавшись только момента, когда посчитают ложки. Персонал, зная контингент отделения, постоянно опасался, что пронесут в отделение и заточат ложку, поэтому был специальный больной, которому доверяли (из числа «козлов»), который после приема пищи собирал ложки со столов и пересчитывал их, складывая в специальную кастрюлю. После пересчета кастрюлю сразу же передавали в раздаточную, на руки столовщице.

При недосчете хотя бы одной ложки начинался повальный шмон – шмонали больных, столовую и даже отделение, хотя никто еще туда не выходил. А были случаи, когда ложку специально выкидывали в форточку, и тогда все начиналось.

Слава богу, что мне пересчета ложек дожидаться не приходилось – я работал на мензурках и, поев, быстро выносил ящик с лекарствами, свои мензурки и чайник.

Однажды вечером в наблюдательной палате начался кипеш. Зачумил Чураев, особенно опасный больной, недавно закрытый туда за употребление чая и неподчинение Алексею Ивановичу. Вошедшие в палату вязать буйного охранники и двухметровый здоровяк Вася Малов выскочили от маленького Чураева как ошпаренные, по голове Васи текла кровь. Чураев победоносно размахивал окровавленной заточкой.

- Выходите все к черту из палаты!

Хрясь! И отлетела сетка-рабица. Дзинь! Полетели стекла.

- Ну, подходи, кому жизнь недорога!

В коридор, прямо в толпу охранников полетели осколки оконных стекол.

- Подходи, ядрить тебя в корень!

Охрана попряталась за косяки. Чураев судорожно бегал по палате, сортируя стекла и выбирая самые острые. Перед входной дверью он поставил две тяжелые кровати.

Несколько раз сводный отряд охраны, усиленный сознательными больными поднимался в атаку на Чураева и несколько раз покидал поле боя с большим уроном – весь в порезах и ссадинах. Стекла летели пачками. Казалось, что запас осколков никогда не иссякнет. Кроме стекол в арсенале бунтовщика были две внушительные заточки.

Наконец попытки штурма прекратили. Не знаю, на что надеялся персонал – на группу захвата или на сон, который рано или поздно сломит террориста. Не знаю, но этот случай показал полное и бесповоротное бессилие администрации перед реальным бунтом.

Противостояние продолжалось вечер и ночь, до семи часов утра, когда пришел Алексей Иванович и бесстрашно шагнул в палату к Чураеву.

-Ну, Леня, давай поговорим, почему буянишь.

Даже у отпетого маньяка Чураева не поднялась рука на психиатра. За психиатра держат в Казани, в одиночке и держат пожизненно. Чураев сдался.

На койках лежали разложенные по калибру стекла, на подоконнике поблескивал металл двух заточек. При шмоне на теле бунтовщика были обнаружены несколько лезвий, гвозди, еще пара заточек. По всему было видно, что готовился к бою он всерьез и уже давно.

Решили обыскать швейный цех, где он работал. В ворохе тряпья, из которого он шил клоунские штаны, в которых ходил, нашли кучу пилок, зажигалки, точильные бруски и бесконечные заточки.

Маньяка отправили в Казань, реабилитолога Лилю, при попустительстве которой он вооружался, уволили, а Алексей Иванович был переведен во врачи-ординаторы 27 отделения. В нашем же отделении начались бесконечные шмоны, не прекращавшиеся в течение месяца.

Оказывается, летом в спецотделении предусмотрены прогулки. На территории есть земляной прогулочный дворик, в котором при сухой и теплой погоде три отделения гуляют поочередно. Гуляют только в рабочие дни, в отведенное для этого время – до обеда одно отделение, после обеда – другое.

Всего, в зависимости от погодных условий и дождливости лета гуляют от 8 до 17 раз (статистика за шесть лет).

Перекрываются входы-выходы с территории спеца, санитарки становятся на лестничных площадках и по дороге до прогулочного дворика (прогульняка), отделение собирается в коридоре. Остаются в отделении только наблюдательные палаты. Другие больные, отказывающиеся от прогулки, тоже закрываются в наблюдательную палату. С собой берут на прогулку мячик, теннисные принадлежности и ведро для исправления большой и малой нужды. Почти все отделение в самодельных шляпах и шапках из газет.

Пятерками больных выпускают и загоняют в прогулочный дворик. Здесь можно бродить по пыльной земле, играть в мяч или теннис и курить. Больше здесь делать нечего, но сам свежий воздух, открытое небо, пышный ковер цветов и зелень деревьев умиротворяют, настраивают на спокойный полувольный лад.

Больные ведут здесь бесконечные разговоры, курят, с интересом наблюдают за игрой в мяч. Если прогулка проходит в свиданочный день, то во дворик выносят столик и прямо здесь принимают родственников и посетителей.