Без права на... (СИ)

У некоторых сил на комиссии уже не хватает. Один больной, откатавшись лет пятнадцать, не выдержал и врезал доцентше прямо на комиссии. Доцентша вышла с фингалом, а он уехал в город Казань. В Казани же (ведь рука руку моет) «за психиатра» другие психиатры держат уже пожизненно и усиленно вас лечат, превращая в овощ.

В конце - концов, я, пройдя так комиссий восемь-десять, настолько привык к ихнему фарсу, что шел уже без надежды и без волнения, только по необходимости. Выписка и так шла нешатко - невалко – из десяти двенадцати человек, одновременно проходивших комиссию, выписывали в лучшем случае одного, но стоило услышать от Алексея Ивановича на комиссии что-то вроде «чифирит», как сразу можно было выходить несолоно хлебавши.

По выписке других больных я понял, что в основном со спеца уходят за 5-6 лет, хотя есть счастливчики, уходящие за «трешку», но были и «тяжеловесы», отбывшие здесь годков «ннадцать». Самый большой дурдомовский срок был у Шосталя Леонида. Он отсидел двадцать один год, за это время его родные поумирали и из нашего отделения, через Владивостокскую он уехал в интернат, так и не увидав долгожданную волю.

Такие люди, отсидевшие огромные срока деградируют в очень сильной мере, и, что называется, начинают «гнить с головы», теряя последние морально-этические устои. От них уже можно ожидать всего, чего угодно. Единственный поступок Шосталя, которым он гордился – это побег из Казани. По его словам выходило, что он единственный, кому это удалось, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Шосталь перелез высоченный четырехметровый забор, умудрился не запутаться в колючей проволоке и … упал прямо на газетку к бухающим ментам. Незадачливого побегушника на носилках вернули в отделение, так как при приземлении он раздробил пятки и передвигаться сам не мог. В Казани пятки ему вылечили так хорошо, что он и по сию пору ходит, как косолапый медведь.

Шосталь продуманный типок. Утром он ходит по отделению с пустым мешком из-под чая (а на спецу обычно таскают чай в пустых пакетах из-под молока) и показывает его, добавляя простецкий стишок собственного сочинения:

Вот секрет простой

Вот мешок пустой!

Это делается для того, чтобы у него чая не просили. Я отлично знаю, что у Лени под матрасом есть еще один мешок и он вовсе не пустой. Но Шосталя можно понять – единственный путь достать ему чай – это продать свою скромную отоваровку – ведь к нему никто не приезжает.

Отоваровку придумали, чтоб те, к кому никто не приходит, могли бы потратить небольшую (рублей на 250-400) часть своей пенсии на продукты и сигареты. Такими, а в отделении их большинство, занимаются находящиеся при больнице социологи, и называют их либо отоварочниками, либо эмсэошниками (от МСО – медико-социальное обеспечение).

Отоварочники переводят свою пенсию по адресу больницы, и она за их срок накапливается, достигая у большесрочников размеров порядка 90-100 тысяч рублей. Деньги конечно не бог весть какие, но человек, всю жизнь собирающий бутылки рад и такой сумме, накопленной за долгие 7-8 лет. Когда возле поста вывешивают список с начисленной и накопленной пенсией, отоварочники собираются и смотрят, сколько же за их тяжкий срок накопилось. Размер пенсии за мой срок варьировал от 700 рублей у обычного инвалида и 1500 рублей у инвалида детства в 2003 году до 3000 и 4500 рублей в году 2008. но цены росли в геометрической прогрессии, оставляя далеко позади арифметическую прогрессию роста пенсии.

Каждый месяц отоварочникам покупают 30 пачек плохих сигарет (а в последующем покупали и 25 и 20 пачек в месяц – борьба с курением!), которые они по большому счету сами не курят, меняя у других больных за чай. И еще покупают скромную передачку. Вот типичный пример продуктовой отоваровки:

Рулет, полпалки соевой колбасы, два плавленых сырка, рогалик, два глазированных сырка и коробка яблочного нектара. Изредка берут еще вафли и рыбные пресервы. Эта отоваровка покупается один раз в месяц, но хватает ее оголодавшим отоварочникам на 15-20 минут. Почему в Ново-Николаевке отоваровка столь мала – тайна сия велика есть, ведь даже в грозной Казани отоваривают на любую наличествующую сумму.

Кроме того эмсэошники раз в полгода заказывают себе носки и трусы, которые тоже никто не будет носить – и они еще в упаковке у многих уйдут за чай. Чай, чай, да сколько же можно писать об этом чае? Но если жизнь такова, если именно эта травка стоит во главе угла на этом проклятом спецу – от этого никуда не денешься. Такова здесь роль и цена этого невзрачного индийского кустарника, роль и цена, которые и не снились вещам, имеющим ценность на воле.

Также, раз или два в год отоварочники получают по пять конвертов и несколько открыток. Но писать им практически некуда. Один из них развлекался тем, что поздравлял ежегодно свой горотдел милиции с 8 мартом. А так – в основном – конверт – жевок, открытка – жевок, вот и вся писанина.