Без преград?

Пятый день поста. Я легок и невесом. Тело в таком состоянии не ощущает ни голода, ни боли. Ничто не в силах помешать, отвлечь от поставленной цели. Ощущаю себя богом, способным творить и уничтожать… В поисках преграды, так нежданно оказавшейся на пути к победе, перебираю различные варианты. И на всякий случай штудирую список пассажиров и экипажа «Титаника». Ничего, что могло бы объяснить странное сопротивление…

Пытаюсь собраться с мыслями. Смутное воспоминание, когда присутствовал в сознании любителя фантастики в читальном зале. Лицо… Сидящего напротив усатого мужчины с газетой… Кого-то он неуловимо напоминает. Словно я уже видел это лицо ранее. Но откуда у меня могут быть знакомые лица в тысяча девятьсот двенадцатом году?! Вот засада. А может и зацепка. Повторно пробегаю глазами по списку пассажиров первого рейса. Ничего примечательного. Медленно скольжу по веренице ничего незначащих фамилий. Никого не знаю, никто не знаком, нигде не упоминался – одна пустая порода истории, сгинувшая с лица планеты без следа. Как будто эти людишки и не жили никогда. Хотя, даже глупые чайки порою оставляют следы. Ха-ха-ха, смешно…

Стоп! Возвращаюсь по списку назад… Есть! Г. Д. Уэллс… Быстро просматриваю информацию. Точно – Герберт Джордж Уэллс, один из пассажиров первого рейса «Титаника». Ага! Шальная мысль, легко скользнув по сознанию, исчезает. Но что-то, подобно глубокому следу на мокром песке, остается, затаившись в глубине. Целенаправленно вытаскиваю это «что-то» на свет божий. Вот! Ни один из членов экипажа или пассажиров, кроме Герберта Уэллса, значимо не упоминается в исторической «паутине» после 1912 года. Словно их никого и не существовало… Он единственный, кто добился широкой известности, тем самым вписав себя в поле событий: создал порядка сорока произведений, побывал два раза в России, где встречался с царской семьей… Следы! Следы в истории, вот что цементировало историческую линию корабля и всех остальных пассажиров, прицепом следовавших за ним. Значит… Стоит убрать с «Титаника» одного-единственного человека, как история остальных обвалится, подобно костяшкам домино. Предположение только, конечно, но… Все-равно другого у меня нет, да и времени, впрочем, тоже негусто – едва-едва на пару-тройку погружений…

Начинаю схождение. Даст бог, в которого, к слову, совсем не верю, последнее. Постепенно теряю ощущение грубого неповоротливого тела, обретая легкость и свободу порхающей бабочки. Вериги материальности остаются там, на сброшенной оболочке…

С Уэллсом оказалось проще простого: небольшая утечка образов будущего, и вот – корабль уйдет в свое первое и последнее плавание, а писатель останется в Лондоне творить в горячке озарения. Жаль, что мне нельзя впоследствии официально заявить о своем соавторстве.

А я снова ухожу… Материальный мир с его геометрически расчерченными гранями кристалла остается в стороне. Рыхлый лимб предоставляет гораздо больше свободы, но теряется однозначность, причины меняются местами со следствием, время течет как на душу бог положит… Во всяком случае, именно так я воспринимаю эту губчатую субстанцию. Остается совсем немного до первозданного хаоса, где возможно все что угодно, и именно там обретается способность преодолевать пространство и время… Хрусть! Я врезаюсь в упругое ничто! Меня крутит, выворачивает наизнанку – с удивлением узнаю, что изнанка здесь каким-то непостижимым образом присутствует – и с хрустом разрывает на части. Ничего не понимаю, а разрозненные осколки, до того объединенные в мое единое сознание, разбегаются в разные стороны объятой ужасом толпой. Все вокруг меркнет, погружаясь в изначальное небытие…

Когда конец света проходит, я снова обретаю способность воспринимать окружающую действительность. Правда ничего не понимаю. Судя по всему, присутствую в неком сознании, только вот с ним что-то неладно. Звенящая пустота… Полное отсутствие мыслей… Конечно, и раньше такое встречалось – для моих современников это отнюдь не редкость – но здесь совсем иное. Даже не могу выразить словами. Единичные образы проплывают по белому как снег экрану и подобно снежинкам испаряются без следа. Приспосабливаюсь к чужому восприятию: реципиент сидит на мягкой травке посреди пышно зеленеющего сада. Нет, точнее так – САДА. Такого буйства зелени я никогда ранее не встречал. Все вокруг безудержно цветет и плодоносит… Причем одновременно!

– А-ам!

Картинка, качнувшись, плывет в сторону – это мой носитель оборачивается на зов.

– Е-а?