Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Родственников у основателя Коммунистической партии Германии Карла Либкнехта[101] было великое множество. Судьба разбросала их по разным странам. Кроме Германии были они и в Голландии, и в Швейцарии, разумеется, и у нас, в Советском Союзе. Часть из них восприняла коммунистические идеалы, отстаивала их и гордилась знаменитым родственником, трагически погибшим во время революции в Германии. Естественно, были среди них и такие, кто не имели никакого отношения к коммунистическому движению. Более того, в период нацистской Германии осуждали коммуниста-революционера Карла Либкнехта и даже выступали с соответствующими заявлениями в центральном органе нацистской партии газете «Фелькишер Беобахтер»[102], отмежевываясь от своего родственника-коммуниста. В частности были два старика, волею судеб очутившихся в Западном Берлине, где и проживали. Один из них умер естественной смертью, после чего и произошли описываемые мною события. Именно эти два старичка и были теми родственниками Карла Либкнехта, дважды отрекавшимися от него в прессе и осуждавшими коммунизм, что, возможно, и спасло их от концлагеря, а стало быть, и от неминуемой смерти.

Так получилось, что я был знаком с сыном великого немца Карла Либкнехта — Вильгельмом, которого в семейном кругу и близкие друзья ласково назвали Хельми. Было ему тогда за 60. Он сохранил удивительную бодрость, энергию и жизнелюбие. Познакомился я с Хельми у моих близких немецких друзей. Посол об этом знал. Вызвав меня, Петр Андреевич как-то невесело произнес:

— Звонили из Москвы. Завтра в Берлин приезжает сын Карла Либкнехта на церемонию кремации родственника отца. Он жил в Западном Берлине. Там же живет и брат умершего. ЦК КПСС разрешил сыну Либкнехта попрощаться с покойным. Поэтому завтра я приму вас обоих и вы, пока Вильгельм Либкнехт будет в Западном Берлине, поопекайте его. Мало ли что может случиться. А вдруг провокация? Дело осложняется и тем, что приехавшая в Берлин совсем недавно из Москвы на постоянное жительство в ГДР дочь Вильгельма Майя тоже хочет вместе с отцом попрощаться с покойным в Западном Берлине. Родственники все же. В ЦК СЕПГ не возражают. Свяжитесь с ней и обговорите поездку в Западный Берлин. Учтите, если что-то случиться, вы отвечаете головой, — закончил посол.

— А что может случиться, Петр Андреевич? — спросил я посла. — Вильгельм не раз выезжал в ФРГ и Францию через Западный Берлин. Его дочь никогда не была на Западе, но не останется же она там, не попросит политического убежища. Это абсурд.

— Не знаю, — после небольшой паузы и глядя в окно задумчиво произнес посол. — Случись что-либо непредвиденное — отвечать будете вы.

Выйдя от посла, я по телефону договорился с Майей о встрече и скоро был у нее в маленькой однокомнатной квартире, где еще с незапамятных времен функционировало печное отопление. «Скромненько», — с самыми хорошими мыслями подумал я о внучке выдающегося немецкого коммуниста. Майя оказалась миловидной москвичкой, приехавшей в ГДР после окончания вуза. Работала инженером на одном из крупных государственных химических предприятий Берлина. Мило побеседовав, мы расстались. Через день я на своей машине с дипломатическим номером вместе с отцом и дочерью Либкнехт выехал в Западный Берлин. Их дальний родственник, брат усопшего, оказался совсем немощным стариком, проживавшим, если мне не изменяет память, в районе Вильмерсдорфа в маленьком особнячке, который даже с большой натяжкой трудно назвать виллой. Особенно приветливо и гостеприимно нас встретила гражданская жена старичка, оказавшаяся в прошлом простой рабочей, давно находившейся на пенсии. Она последние годы, и это было заметно, трогательно ухаживала за своим старичком мужем. Детей у них не было. Ничего особенного в обстановке дома я не заметил, кроме изумительной работы неизвестного художника портрета маслом второй жены Карла Либкнехта Натали. Очень красивая женщина.

Выяснилось, что сын Либкнехта никогда со стариками в Западном Берлине не встречался, но знал, что такие существуют. Знал он также, что они при нацистах осуждали отца.

Пока хозяйка угощала нас кофе, Майя неожиданно сказала, что хотела бы использовать внезапно открывшуюся перед ней возможность встретиться здесь, в Западном Берлине, со своим другом, который специально прилетел сюда для встречи с ней. Внутри у меня все похолодело. «Начинается, — подумал я. — Прав был посол. Все могло случиться. Чертовка, не сказала мне об этом дома, в нашем Берлине. Ясно, побоялась, что не разрешат выезд. А тут такой удобный предлог — смерть родственника. Что делать? Не сажать же ее в машину ине везти обратно в Демократический Берлин. А вдруг сбежит! Попросит политического убежища! И хана мне! Скандал международный! Ну почему я так думаю? Майя нормальный, воспитанный в нашей среде человек. Нельзя ей не верить! Да и как я могу ей запретить встречу, может быть, с любимым человеком. Будь что будет! Не буду создавать скандальную ситуацию». А вслух сказал:

— Майя, когда это ты успела познакомиться с ним да еще и сделаться его подругой?[103]