Без разрешения

«Ты выглядишь Снежной королевой. Взглядом морозишь», — прямо так и сказал.

С Сашей легко говорить. И вообще с ним всё как-то легко. Раз — и ты танцуешь. Два — и вы уже у бара, и он предлагает тебе кофе «на посошок». Три — я смеюсь, запрокинув голову, над его шуткой.

— Виски со льдом, — Захар облокачивается на стойку рядом с нами.

Пока бармен выполняет заказ, стоит со скучающим видом, явно прислушиваясь к нашему разговору. Заметно напрягаюсь.

Расплатившись, уходит, слегка задевая Сашу плечом. Тот разворачивается рефлекторно.

Отпив из стакана, Гордеев бросает небрежное:

— Можешь так не стараться, Саня. Она всё равно не даст тебе…

Таращусь на него, шокированная.

Продолжает после паузы:

— … номер своего телефона. Муж не разрешит, — усмехается, словив мой гневный взгляд. Вальяжно удаляется к своему столику.

Смотрим ему вслед дружно, не сговариваясь. Саша, подняв брови, интересуется:

— Что это было?

Ярость топит всё мое существо.

— Не знаю. Но сейчас выясню. Ещё увидимся, Саш, — извиняюще улыбаюсь. — Спасибо, мне всё понравилось.

Хватаю сумочку и, вскочив со стула, устремляюсь за Мудаком Андреевичем.

Глава 17

Захар

Дурацкий вечер. Я совершенно не планировал напиваться. Так, подержать бокал в руке для вида.

На таких мероприятиях, как сегодня, лучший способ быть в центре внимания — это демонстративно отказаться от алкоголя. Поэтому проще сделать вид, что ты «как все», чем отбиваться от коллег, желающих накатить на брудершафт.

Но Мамаева в этом своём коротком платье из серии «потерянная где-то юбка» спутала мне все мысли.

Немудрено, что Паша чуть стол слюной не закапал. Саня — так вообще, без комментариев. Пошёл ва-банк. А эта и рада. Улыбается ему, разве что щёки не трескаются. А с хрена ли, спрашивается? Она замужем вроде как.

Держа стакан в левой руке, осторожно пробираюсь к своему месту сквозь толпу плохо скоординированных тел. Вискарь в моей руке так и намекает на то, что вскоре я к ним присоединюсь.

Почувствовав руку на своём плече, дёргано оборачиваюсь. Во мне всё ещё бурлит раздражение после столкновения с Мамаевой у барной стойки.

Помяни чёрта. Стоит передо мной, сжимая сумочку в руках перед грудью. В полутьме зала мне плохо видно выражение её лица, но я чётко улавливаю — она злится.

Смотрю на неё, скептически заломив бровь. Мол, что надо?

Что-то сбивчиво говорит мне. Её слова тонут во взрыве хохота, доносящемся до нас из-за соседнего столика. Наклоняюсь ближе. Ловлю шипящее:

— Можно Вас на минуточку? Нужно поговорить.

Догадываюсь, о чём она. Претензии мне выкатить хочет? Так вот, у меня нет желания обсуждать с ней… ничего не хочу обсуждать. Слишком много Мамаевой стало в моей жизни в последнее время. Она меня каким-то непонятным образом выбивает из равновесия.

— Мамаева… — мне приходится прижаться к её уху почти вплотную. Ненадолго прикрываю глаза. Её запах — простой и незамысловатый. Хочется вдохнуть его глубже и понять, что в нём такого?

— Мамаева, давай в другой раз. Сейчас — не лучший момент. Остынь. Поговорим в понедельник в офисе.

Трясёт головой, упрямо поджав губы.

— Нет. Сейчас.

Устало отмахиваюсь.

— Я всё сказал. До понедельника.

Глаза б мои тебя не видали…

Отворачиваюсь от неё, намереваясь уйти. Как вдруг, она… резко толкает меня плечом. Я рефлекторно теряю равновесие. Стакан с виски опрокидывается, заливая полотно моей белой рубашки жёлтым пятном.

Мгновение торможу, отставив руки в стороны, как будто это может что-то исправить. Понимаю, что она сделала это нарочно.

— Ты… ты охренела, Мамаева!?

— Вам лучше пройти в туалет, — говорит как ни в чем не бывало.

Не могу выдавить из себя и слова. Их слишком много сейчас внутри. Роняю порывисто:

— Иди к черту, Мамаева.

Оставляю бокал на ближайшем ко мне столике. Сидящие за ним люди слишком увлечены принятием «на грудь», чтобы обращать на меня внимание.

Стремительно иду в сторону уборных. Зайдя внутрь, достаю телефон из заднего кармана и кладу на постамент раковины.

Из туалетной кабинки выходит наш сисадмин Федя.

— Пошла жара? — кивает на мою рубашку, не здороваясь.

Виделись уже.

Ничего не отвечаю, раздражённо дёргаю пуговицы. Вот же ненормальная…

Федя моет руки, что-то насвистывая себе под нос. Сняв рубашку, прикидываю, как быть дальше. Не буду же я ходить весь вечер, как кретин обоссанный? Домой надо ехать.

Выдавливаю немного жидкого мыла на ладонь. Примериваюсь к пятну.

В уборную залетает Мамаева. Федя ошалело пялится на неё.

— Аль, ты промахнулась. Женский — левее.

Она сдувает прядь со лба. Смотрит свирепо. Чеканит:

— Я ничего не перепутала. Выйди, пожалуйста, — выразительный взгляд на Федю.

Тот смотрит вопросительно на меня, потом на неё. Киваю устало. Мол, иди.

— П-фф, — Федя закатывает глаза.

Когда дверь за ним закрывается, поворачиваюсь к Мамаевой. Говорю, намеренно вкладывая грубость в свой тон:

— Какого хрена ты за мной попёрлась? Я же сказал — оставь меня в покое!

Пропускает мои слова мимо ушей. Зеркалит:

— Какого хрена ты вмешиваешься в то, что тебя вообще не касается? Зачем ты сказал Саше, что я замужем? Это не твоего ума дело!