Без разрешения

Внезапно понимаю, что отец, скорее всего, был даже не в курсе, что я развелась. И теперь вновь Даурова. Всё произошло так быстро…

Я не должна была ничего наследовать, но, тем не менее, отец завещал мне этот дом и другое имущество. Всё, кроме бизнеса, который перешёл к Алану.

Я пока ещё не знаю, что со всем этим делать. Какие-то деньги, счета… Я не ждала этого и не просила. Но папа решил именно так.

Что это значит? Он… заботился обо мне?

Понимание этого факта обдаёт меня теплом изнутри. В полной растерянности продолжаю перекладывать вещи из шкафа на кровать.

Примерно через час в комнату заходит Мадинат.

— Долго ещё, Аль? Я пирог испекла.

— Не знаю… — скептически оглядываю комнату.

Кругом разложена одежда стопками. Ящики комода выдвинуты, дверцы шкафа нараспашку. Полный бардак…

— Сделай перерыв, дочка. Спускайся, выпьем чаю. Потом некогда будет, Алан скоро привезёт Сати.

Сати — это моя племянница, дочка Алана. Ей три, и иногда Мадинат сидит с ней. Жена Алана опять беременна. Носит она тяжело, частенько лежит на сохранении. Поэтому Сати некому заниматься.

— Вот с этим закончу и приду, — указываю на коробки на антресолях. — Помоги мне, — прошу Мадинат.

Придвигаю стул ближе к шкафу и, встав на цыпочки, кончиками пальцев цепляю коробку. Она поддаётся с трудом. Тяжёлая. Что там, чёрт возьми?

Мадинат помогает мне спустить груз на пол. Спрыгнув со стула, присаживаюсь на корточки. Что бы там ни было, его давно не открывали. Пыли — немерено.

С характерным звуком рву клейкую ленту, которой обмотана коробка. Открыв её, замираю.

В коробке — фотоальбомы. Перебираю их торопливо. Какие-то из них совсем старые. Вот свадебное фото родителей. А это мы с Аланом — маленькие. Есть и более свежие фото. Защита моего диплома. Свадьба с Муратом. Все фотографии явно разложены в хронологическом порядке и аккуратно вставлены каждая в свой карман.

Добираюсь до дна коробки. В недоумении смотрю на свой школьный дневник. Откуда он здесь? Похвальная грамота… А это что… моё сочинение!? Кажется, это второй класс. Вскоре после смерти мамы. Я помню, тема была «Моя семья». Мне было очень сложно писать об этом, так как всё время хотелось плакать.

— Откуда это? — в недоумении спрашиваю Мадинат, сидящую на кровати. Она смотрит на меня, наклонив голову на одно плечо.

— А ты как думаешь? — улыбается. Мне чудится лёгкая хитринка в этой улыбке.

Усаживаюсь на полу, обхватив руками колени.

— Он никогда… он ни разу не сказал, что любит меня, — имею в виду своего отца.

— Ох, детка… — тяжело вздыхает Мадинат. — Не всегда, когда молчат — не любят. И не всегда любят — когда говорят. Всё сложно.

— Ты говорила своему мужу, что любишь его? А детям? — её лицо вздрагивает. — Прости… Наверное, не стоило.

— Ничего, милая. Говорила… Но не так часто, как хотелось бы. Вернее, как надо было. В тот день, когда… это случилось, мы поругались. Он не хотел брать с собой детей. У них — каникулы. Мне — тяжело, я устала. Дети целыми днями маялись дурью взаперти. Я буквально заставила его взять их с собой… — её глаза наполняются слезами.

Придвигаюсь ближе к ней. Обнимаю за ноги.

— Это случайность, Ма. Никто не виноват.

— С годами я почти поверила в это.

Щекой укладываюсь на её колени. Кладёт руки мне на голову.

— Он любил тебя, дочка.

Прикрываю глаза на этих словах.

— Не всегда показывал и никогда не говорил. Но любил. Это совершенно точно. Зелимхан… был сложным человеком. Боль потери разделила его жизнь надвое, как и мою. Я могу его понять.

— Зачем он заставил меня выйти за Мурата? — поднимаю лицо к верху. Смотрю на Мадинат. Чувствую, как дрожат губы.

— Он хотел как лучше, дочка.

— Лучше? Лучше жить с нелюбимым!?

— Думаю, он боялся. Что с тобой что-то может случиться. Не хотел упустить тебя, как это произошло с твоей мамой. Он просто хотел, чтобы ты была под присмотром, в безопасности…

— В безопасности… — повторяю за ней задумчиво.

Что-то есть в её словах. Когда я оказалась «без присмотра», тут же вляпалась в неприятности. В Захара… В сердце болезненно колет при мысли о нём.

Мадинат мягко улыбается, продолжая. Ладонью оглаживает моё лицо.

— Ему было больно, детка. И он решил, что лучший способ избежать боли — всё рассчитать и предусмотреть. Я думаю так. Какой отец хочет боли для своих детей?

Вздыхает. Целует меня в лоб.

— Только вот он ошибся. Жизнь — это всегда боль. Ребёнок приходит в этот мир через кровь и боль. Он учится ходить, падая и разбивая себе колени. Испытывая при этом боль. Нет лёгкого пути.

— Как ты пережила это? Ну, когда они… — имею в виду гибель её семьи. — Как ты справилась?

Мадинат грустно усмехается.

— А кто сказал, что я справилась? Такое невозможно пережить, — кладёт руку себе на грудь — туда, где сердце. — Это навсегда со мной. Я просто верю, что там им лучше, чем здесь. И когда-нибудь мы обязательно встретимся. Но для этого мне нужно пройти свой путь. Поэтому каждое утро я просто встаю и иду дальше. Так я встретила тебя, дочка. И твоего брата. Я полюбила вас всей душой…

— Я тоже люблю тебя, Ма, — целую её руки. — Очень. Но я боюсь… идти. Там — больно. И страшно.