Без семьи

- В дороге.

- Это как раз и требуется доказать. Вы говорите что находились на дороге к "Харчевне большого дуба", а обвинение держится того мнения, что вы находились в церкви. Если вы ушли со скакового поля на несколько минут раньше часа, вы вполне могли встретиться с вашим сообщником, он мог ждать вас с приставной лестницей около церковной стены, а после кражи побывать в "Харчевне большого дуба".

Я пытался доказать ему, что это невозможно, но видел что судья мне не верит.

- Объясните нам, каким образом ваша собака очутилась в церкви, - спросил меня судья.

- Я и сам не могу этого понять. Собаки со мной не было. Уходя утром, я привязал ее к нашей повозке.

Больше я ничего не прибавил, так как побоялся дать им какие-нибудь улики против отца. Я посмотрел на Маттиа, он сделал мне знак продолжать, но я молчал.

Тогда вызвали сторожа церкви святого Георгия и предложили ему поклясться в том, что он будет говорить правду. Это был толстяк небольшого роста, с очень величественным видом, несмотря на свое красное лицо и сизый нос.

Он начал подробно рассказывать, как он был возмущен и встревожен, когда его внезапно разбудили и сказали, что в церковь залезли воры; как он стал поспешно одеваться и даже оторвал от жилетки две пуговицы, как прибежал в церковь, открыл дверь и увидел... кого? - собаку!

Мой адвокат, молчавший до сего времени, вдруг поднялся, тряхнул париком, поправил мантию на плечах и попросил слова.

- Кто вчера вечером запирал дверь церкви? - спросил он.

- Я, - ответил сторож. - Это моя обязанность.

- Очень хорошо. А вы можете поклясться в том, что не заперли сами в церкви эту собаку, о которой идет речь?

- Если бы собака была в церкви, я бы ее заметил

- У вас хорошее зрение?

- Зрение нормальное.

- А не вы ли шесть месяцев назад уткнулись носом в телячью тушу, повешенную перед лавкой мясника?

- Не вижу смысла задавать подобные вопросы такому человеку, как я! закричал сторож, позеленев от злости.

- Будьте любезны ответить на этот вопрос, допустив, что он имеет какой-то смысл.

- Действительно, я налетел на тушу, которую ни с того ни с сего выставили перед витриной мясника.

- Значит, вы ее не заметили

- Я о чем-то задумался

- Вы запирали церковь после того, как пообедали?

- Конечно.

- А на телячью тушу вы наскочили тоже после обеда?

- Но...

- Вы хотите сказать, что в тот день вы не обедали?

- Нет, я обедал

- А за обедом какое пиво вы пьете: слабое или крепкое?

- Крепкое.

- А сколько бутылок?

- Две.

- А больше двух никогда не пьете?

- Иногда выпиваю три.

- А случается, что вы пьете по четыре или по шесть бутылок?

- Очень редко.

- А после обеда вы пьете грог18?

- Иногда пью.

- Вы любите крепкий грог или слабый?

- Не слишком слабый.

- А сколько стаканов вы выпиваете?

- Смотря по обстоятельствам.

- Можете ли вы поклясться в том, что не выпиваете иногда по три или даже по четыре стакана?

Сторож побагровел от злости и ничего не ответил, а адвокат сел и, садясь, сказал:

- Допрос этого свидетеля показал нам, что собака могла быть заперта в церкви им самим. Он после обеда бывает порою так задумчив, что не замечает даже телячьих туш. Вот все, что я хотел выяснить.

Если бы я мог, я бы расцеловал моего адвоката. Действительно, почему Капи не мог быть случайно заперт в церкви? А если сторож сам его запер - значит, не я его туда привел и, следовательно, не я виноват. Единственная улика против меня отпадала.

После сторожа давали показания люди, пришедшие с ним в церковь. Но они ничего ровно не видели, кроме открытого окна, через которое убежали воры.

Потом выступали свидетели с моей стороны: Боб, его товарищи, хозяин харчевни. Все они показывали, где я находился в тот вечер и в какое время. Но один пункт, притом самый важный: в котором часу я ушел со скакового поля - так и остался невыясненным.

По окончании допроса судья спросил меня, не хочу ли я еще что-нибудь добавить, предупредив, что я могу и не говорить, если не нахожу нужным.

Я ответил, что я невиновен и всецело полагаюсь на правосудие.

Судья прочел вслух протокол показаний, а затем объявил, что меня должны перевести в другую тюрьму. Там я буду ждать решения, следует ли передать мое дело в суд присяжных.

Суд присяжных!

Я упал на скамью. Почему я не слушался Маттиа!

ГЛАВА XIX. БОБ.

Только вернувшись к себе в камеру, я после долгих размышлений нашел причину, почему меня не оправдали. Судья хотел дождаться ареста тех, кто был в церкви, и таким образом выяснить, был ли я их сообщником. Как сказал прокурор, "на их след напали", и, очевидно, мне предстояло оказаться в ближайшее время вместе с ними на скамье подсудимых.

Незадолго до наступления ночи я услышал звук корнет-а-пистона и узнал игру Маттиа. Мой друг, вероятно, хотел этим сказать, что он думает обо мне и тоже не спит