- Тогда у тебя есть родные: дядя, тетка, двоюродные братья или сестры? Кто-нибудь же есть?
- Никого нет.
- Откуда же ты?
- Хозяин нанял меня у мужа моей кормилицы. Вы были очень добры ко мне, и я благодарю вас от всего сердца. В воскресенье я приду к вам и сыграю на арфе. Дети могут потанцевать, если пожелают.
С этими словами я направился к двери. Но едва я сделал несколько шагов, как Лиза взяла меня за руку и, улыбаясь, показала на арфу.
- Ты хочешь, чтобы я сыграл?
Она кивнула головкой и весело захлопала в ладоши.
- Ну что ж, - согласился отец, - сыграй ей что-нибудь.
Я взял арфу и, несмотря на то что на сердце у меня было очень тяжело, начал играть тот красивый вальс, который исполнял довольно бегло. Мне хотелось доставить удовольствие этой маленькой девочке с такими ласковыми глазами.
Вначале она только слушала, пристально глядя на меня, а потом начала отбивать такт ножками. Затем, как бы подхваченная музыкой, принялась кружиться по кухне. Она не умела танцевать и не делала обычных па, но грациозно и весело кружилась в такт музыке.
Сидя у камина, отец не сводил с нее глаз. Он казался растроганным и хлопал в ладоши. Когда я окончил вальс и остановился, Лиза подошла ко мне и очень мило сделала мне реверанс. Потом, постучав пальчиками по арфе, она этим попросила меня сыграть еще.
Тогда я начал играть и петь ту неаполитанскую песенку, которой меня научил Виталис.
При первых аккордах Лиза опять встала передо мной. Губы ее шевелились, как будто она про себя повторяла слова. Когда я запел последний, особенно грустный куплет, она отступила на несколько шагов и с плачем бросилась к отцу.
- Довольно, - сказал тот.
Тогда я повесил арфу на плечо и направился к двери.
- Куда ты собираешься идти? - снова спросил меня садовник.
- Сначала хочу увидеть Виталиса, а затем буду делать то, чему он меня научил: играть на арфе и петь.
- Так ты решил продолжать это занятие?
- Ничего другого я не умею делать.
- Тебя не пугают большие дороги?
- У меня нет дома.
- Неужели ночь, которую ты только что пережил, не заставит тебя одуматься?
- Мне бы, конечно, хотелось иметь свой теплый угол и спать на кровати, но ничего не поделаешь.
- Ну что ж, ты можешь иметь и то и другое. Оставайся у нас. Конечно, тебе придется много трудиться: рано вставать, целый день работать киркой, - одним словом, в поте лица зарабатывать кусок хлеба. Но зато тебе не придется ночевать под открытым небом, рискуя умереть где-нибудь под забором. А когда ты будешь есть свою похлебку, она покажется тебе особенно вкусной потому, что ты сам ее заработал. Мне кажется, что ты хороший мальчик и мы полюбим тебя как родного.
Удивленный этим предложением, я не сразу понял, в чем дело.
- Ну что же, решай, подходит это тебе? - спросил садовник.
Я находился в отчаянном положении. Только что умер человек, с которым я прожил несколько лет и который относился ко мне как родной отец. Я лишился и своего любимого друга - умного, доброго Капи. Предложение садовника принять меня в свою семью утешило и ободрило меня. Значит, не все для меня потеряно я могу начать новую жизнь.
Меня очень привлекала возможность жить в семье: эти мальчики станут моими братьями, хорошенькая малютка Лиза будет моей сестрой.
В моих мечтах я не раз представлял себе, что нахожу родителей, но я ни разу не подумал о том, что у меня могут быть братья и сестры. И вот теперь я мог их иметь.
Я быстро скинул с плеча ремень арфы.
- Это достаточно красноречивый ответ, - улыбнулся садовник. - Вижу, мое предложение тебе понравилось. Повесь арфу вот сюда, на гвоздь, а в тот день, когда ты захочешь уйти от нас, ты ее снимешь. Только, по примеру ласточек и соловьев, выбирай подходящее время года, чтобы пуститься в путь.
- Я уйду от вас только для того, чтобы разыскать Виталиса.
- Правильно, - согласился садовник.
Дом, у калитки которого мы свалились, принадлежал садовнику по фамилии Акен. В то время, когда я попал к нему, вся его семья состояла из пяти человек: отца, двух сыновей - Алексиса и Бенжамена и двух дочерей - Этьеннеты и самой младшей, Лизы.
Лиза была немая, но немая не от рождения. Она потеряла дар речи после какой-то болезни в возрасте четырех лет. Это несчастье не повлияло на ее умственные способности; напротив, она была очень развита и не только все понимала, но и могла хорошо объясняться жестами. В бедных семьях, да и вообще во многих семьях, больной ребенок часто бывает заброшен и нелюбим. Но Лиза благодаря своему мягкому и доброму характеру избежала этой участи. Братья относились к ней так, что она не чувствовала своего несчастья, отец не мог на нее наглядеться, старшая сестра ее обожала.