- Ну, мой мальчик, обними своего отца Думая раньше об этом моменте, я представлял себе, с каким чувством счастья брошусь в объятия своего отца. Теперь я не находил в себе этого чувства. Однако я подошел и поцеловал его.
- Вот твой дедушка, твоя мать, твои братья и сестры, - продолжал он.
Прежде всего я подошел к матери и обнял ее. Она позволила мне себя поцеловать, но сама не поцеловала меня. а только проронила какие-то два-три слова, которых я не понял.
- Пожми руку дедушке, но будь осторожен, он парализован, - сказал мне отец.
Я подал руку братьям и старшей сестре. Когда я хотел взять на руки младшую, она оттолкнула меня, так как все ее внимание было обращено на Капи.
Переходя от одного к другому, я негодовал на самого себя. Что это значит? Я не испытывал ни малейшей радости оттого, что находился в своей семье. У меня есть отец, мать, братья и сестры, есть дедушка; наконец-то мы вместе, а я совершенно равнодушен! Я ждал этой минуты с лихорадочным нетерпением, я сходил с ума от радости при мысли, что буду теперь иметь семью, родителей, которых смогу любить и которые будут любить меня. - и что же? Я чувствовал себя смущенным, с любопытством разглядывал их и не находил в себе ни капли нежности, не мог произнести ни одного ласкового слова! Неужели у меня такое черствое сердце и я недостоин того. чтобы иметь семью?
Но мне не дали времени предаваться своим чувствам.
- А это кто же? - спросил отец, указывая на Маттиа. Я объяснил ему, что нас с Маттиа связывает большая дружба и что мы друг друга очень любим.
- Ему, верно, захотелось повидать новые места! - сказал мой отец.
Я хотел возразить ему, но Маттиа перебил меня:
- Вот именно, - заявил он.
- А где Барберен? - продолжал мой отец. - Почему он не приехал с вами?
Я рассказал, что Барберен умер и что я был сильно огорчен, когда, придя в Париж, ничего не мог узнать о своих родителях.
- Ты не говоришь по-английски? - спросил отец.
- Нет. Я знаю французский, а потом хозяин, у которого я жил после Барберена, научил меня итальянскому.
- Виталис.
- Вы его знали?
- Да. Барберен мне о нем говорил, когда я приезжал во Францию Но ты, наверное, хочешь знать, почему мы не искали тебя целых тринадцать лет и почему вдруг у нас появилась мысль обратиться к Барберену?
- Конечно, это страшно интересно.
- Садись поближе к огню, я тебе все расскажу. Я снял свой мешок и сел на указанное мне место. Но когда я протянул мокрые ноги к огню, дедушка, ни слова не говоря, плюнул в мою сторону; при этом у него был вид старого рассерженного кота. Я сразу понял, что ему это не нравится, и убрал ноги.
- Не обращая на него внимания, - сказал отец. - Старик не любит, когда садятся возле огня. Но если ты продрог, грейся, с ним можно не церемониться.
Я был изумлен, что так непочтительно отзывались о старике с седыми волосами. Мне казалось, что если нужно с кем-нибудь считаться, то именно с ним, и я решил сидеть поджав ноги.
- Ты наш старший сын, - продолжал отец. - Когда я женился на твоей матери, одна молодая девушка, мечтавшая, что я возьму ее в жены, воспылала жгучей ненавистью к своей сопернице. Желая нам отомстить, она украла тебя и отвезла в Париж, где и бросила на улице.
Мы искали тебя повсюду, но, конечно, не в Париже, так как не могли предположить, что тебя увезли во Францию. Мы считали, что ты погиб, и никогда бы не нашли тебя, если бы три месяца назад эта женщина, опасно заболев, не рассказала нам все перед смертью. Я немедленно поехал во Францию и обратился к комиссару того квартала, где тебя подбросили. Там мне сообщили, что ты был взят на воспитание каменщиком по имени Барберен Я тотчас же отправился в Шаванон, но оказалось, что Барберен отдал тебя странствующему музыканту Виталису и что ты вместе с ним бродишь по Франции. Так как я не мог оставаться дольше во Франции и разыскивать Виталиса, то поручил это дело Барберену и дал ему денег на поездку в Париж. Я попросил его, когда он найдет тебя, немедленно сообщить об этом в контору "Грэсс и Гэлли". Я не мог дать Барберену своего лондонского адреса потому, что наша семья живет здесь только зимой. Мы торговцы и в теплое время года разъезжаем в повозках по Англии и Шотландии. Вот каким образом, мой мальчик, через тринадцать лет ты вновь обрел свою семью. Я понимаю, что ты немного испуган, ты нас не знаешь, не понимаешь языка, на котором мы говорим, так же как и мы не понимаем тебя, но я надеюсь, что скоро ты к нам привыкнешь.
Пока я внимательно слушал рассказ моего отца, мать накрыла стол, поставила тарелки, разрисованные голубыми цветами, и металлическое блюдо, на котором лежал большой кусок жирной говядины с картофелем.
- Вы, верно, здорово проголодались, мальчуганы? - спросил отец, обращаясь ко мне и к Маттиа.
Вместо ответа Маттиа сверкнул своими белыми зубами.
- Итак, сядем за стол, - сказал отец.