Без семи праведников...

— Наталио… — он невидящим взглядом смотрел в стену. — Живой мертвец, существо с человеческим лицом, внутри которого ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеётся сатана… — инквизитор содрогнулся. — Я знал, что он бездушен и циничен, но… Един в трёх лицах. Конечно, что им стоило: ведьма травит и убирает следы, двое кладут жертву на постель… Все по очереди исчезают, после прикрывают друг друга. Бедная Черубина. Да, глупая овечка.

— Но неужели Гаэтана права, и Глория… сама отравила Черубину? — Чума был ошарашен. Когда он понял, что было причиной убийств, он и подумать не мог, что убийцей может оказаться Глория Валерани. — И Дианора ничего не замечала? Впрочем, Ладзаро прав — я сам, если бы что и заметил, глазам не поверил бы.

Камилла сидела бледная, закусив губу, и наконец проронила.

— Стало быть… на меня напал Джулио. Глория просила спуститься к колодцу и принести ей воды, а он поджидал меня на лестнице. Она много раз хвалила его мне, но он казался таким ничтожным… И тогда она… Мне померещилось, что она нарочито, но я не была уверена, что это Джулио, гнала и мысль об этом. Я тоже не могла поверить…

Песте скрипнул зубами, а Портофино вскочил. Он не слышал Камиллу, думая о своём.

— Ведьма! Я же носом чуял… Тогда на отпевании… смердело же, — инквизитор, не попрощавшись, выскочил в коридор.

Глава 22

«A cada puerco le llega su San MartМn…» [10]

Гаэтана Фаттинанти оказалась права не только в своих умозаключениях, но и в своих пророчествах. Глория Валерани уже покидала свои покои, надёжно упаковав деньги в дорожный сундук, когда на неё обрушились люди д'Альвеллы. Её сына и внука схватили в комнате мессира Валерани, тоже сидящих на дорожных узлах и ожидавших наступления темноты. Оказалось, они оба уже отпросились у герцога в короткую поездку в Рим, а Глория сказала герцогине, что неважно себя чувствует и хочет провести пару недель в своём поместье.

Тристано д'Альвелла и Аурелиано Портофино уединились перед допросом в подвале, где хранились запасы герцогских вин. Здесь их не могли ни увидеть, ни подслушать, и Тристано смело признался Портофино, что боится. Боится увидеть негодяев и допрашивать их. Он боялся даже подойти к живым мертвецам, внутри которых ползают смрадные черви, набухает гной и тихо смеётся сатана, грабивших живых и хладнокровно делавших из них покойников. Портофино понимал его и успокоил тем, что тоже боится. Правда, боязнь мессира Портофино разнилась со страхами д'Альвеллы. Инквизитор опасался, что едва увидит мерзкую ведьму, может в гневе придушить её, а это, воля ваша, противоречило бы процессуальному кодексу Святой Инквизиции.

В итоге арестованных доставили в герцогскую тюрьму, и допросы первоначально провёл прокурор инквизиции Андреа Митти, но на них присутствовали и д'Альвелла, и Портофино, и Ладзаро Альмереджи, и каноник Дженнаро Альбани, и шут Песте, сидевший в углу и заворожено разглядывавший Глорию Валерани. При аресте старуха визжала, отбивалась и царапалась, как разъярённая кошка, и с ней едва справились трое мужчин. Наталио не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно, а Джулио упал в обморок.

Арестованные запирались недолго: первым не выдержал Джулио, потом — Наталио. Глория на первом допросе не проронила ни единого слова, но, узнав о показаниях сына и внука, старая ведьма поняла, что молчание бесполезно. Однако услышав рассказ Глории, Портофино подумал, что лучше бы ему этого не слышать, д'Альвелла чувствовал, что у него на голове шевелятся волосы, а Песте малодушно помышлял то сбежать с допроса, то заткнуть уши, то напиться — последний помысел был тем страннее, что Грациано никогда не хмелел. В понимании Чумы, Глория была умна, точнее, разумна: в отличие от Черубины, она никогда не изрекала глупости и никогда их не делала. Хладнокровие и спокойствие этой женщины нравились Чуме, но к чему, Господи, это привело? Грациано заледенел, когда из допросов встала подлинная картина произошедшего, тем более страшная, что многое было необъяснимо.

Где и как в эти души вошла неизлечимая порча распада?

Наталио в молодости, после смерти жены, закутил, семейное состояние таяло. Между тем он не привык отказывать себе в чем-либо. Подросший сын Джулио, воспитанный отцом-мотом, тоже полагал, что глупо лишать себя удовольствий. Но деньги убывали, а аппетиты возрастали. Глория же, вместо того, чтобы вразумить и умерить траты сына и внука, злилась на недостаток средств. Почему дурочка Черубина лопается от флоринов? Почему так богат муж недалёкой Бьянки? Почему Фаттинанти богатеет год от года, а ей самой с трудом приходится скрывать нищету? Недоумевал и Джулио: почему он не может позволить себе те наслаждения, что были доступны его приятелям-камергерам?