Шут почесал кончик длинного носа. Он понимал нервозность герцога. Загадочная смерть борзой заставляла предполагать, что далеко не все придворные ищут расположения господина. Кто-то настойчиво искал его смерти. Естественно, первым следовало заподозрить того, кто наследовал герцогу, и кого его смерть приближала к трону. Но Чума ни минуты не подозревал Гвидобальдо. Отец и сын были удивительно похожи и внешне, и внутренне, и Гвидобальдо, добродушный и открытый, никогда не поднял бы руку на отца. Значит, был кто-то, кто желал смерти герцога — либо выполняя заказ, либо — мстя. Перехваченная людьми д'Альвеллы записка, казалось бы, указывала, на первую причину, но Песте не исключал, что письмо могло быть подброшено для отвода глаз. Не исключалась и месть. Герцог, резкий и прямой, скорый на расправу с теми, в ком видел негодяев и предателей, что и говорить, умел наживать врагов.
Франческо Мария тем временем поинтересовался:
— Ты полагаешь, Даноли должен остаться при дворе? Почему?
Шут пожал плечами.
— У него неотмирные глаза.
— И это всё? — герцог не гневался, просто любопытствовал. Он привык к диковинной мотивации поступков Грациано, давно заметив: чем страннее была причина, заставлявшая Чуму действовать, — тем больше пользы она приносила.
— Это немало, мой герцог. — Шут задумчиво почесал левую бровь. — К тому же надо иметь при себе людей, ни в чём не замаранных, а то я уже скоро уже д'Альвеллу подозревать начну.
Герцог усмехнулся, но лицо его болезненно исказилось. Сам он чувствовал себя дурно, болело за грудиной, ныло в левом боку, временами темнело в глазах. Он всё чаще думал о смерти. Но воля ваша — смерти достойной. Стать же жертвой мерзавца-отравителя — в этом ему мерещилось что-то жалкое. Он заговорил, но так тихо, что вынудил Чуму наклониться к нему.
— Знаешь, я подумал этой ночью… Я же не цепляюсь за жизнь. Я всё испытал, всё попробовал. Воевал. Был счастлив. Любил. И был любим. Бог дал мне в пределе земном всё земное, многие завидовали мне. Сегодня я пресыщен и утомлён, чего мне ещё желать, Грациано? Умри я завтра…
Песте нервно поднялся. Он не любил, когда Франческо Мария заговаривал о смерти. Сам шут был обеспокоен последними событиями: яд неприемлем для тех, кто носил оружие, отравление противоречило рыцарской этике, но Чума знал, что люди чести при дворе редки. Они предпочитали жизнь в уединении, а не отправлялись на ловлю милостей к герцогскому двору. Чума доверял лишь Портофино, видя в нём истинного святого, и — куда меньше — казначею Дамиано Тронти и д'Альвелле, — просто потому, что их верность хорошо оплачивалась. На честь же весьма многих при дворе он и сольдо не поставил бы.
Неприятные размышления шута были прерваны словами Дона Франческо Марии, который поморщился, вспомнив о предстоящем на следующей неделе.
— А тут ещё и мантуанцы нагрянут. Не ко времени, да что поделаешь?
Да, в предпоследнюю майскую пятницу, через неделю, ожидались гости — родственники из Мантуи. Визит Федерико Мантуанского был оговорён давно, и отменять его герцог не хотел, ибо не любил расписываться в собственном бессилии.
— Ладно, это всё зола, — продолжил герцог. — Ты свободен этим вечером. Я отдохну у д'Альвеллы. Найди его и пришли ко мне. — Песте опустил глаза. Он знал, что Дон Франческо Мария часто тешился объятиями молоденьких простолюдинок, коих поставлял ему д'Альвелла. Песте считал это грехом, но строгость наших судов всегда обратно пропорциональна силе нашей любви, Чума же по-своему любил своего господина. Он знал, что у герцога не было официальной метрессы, он не делал из благородных дам и девиц блудниц, празднуя свои маленькие оргии втайне от всех, в обществе самых доверенных друзей, Дамиано и Тристано. Герцог чтил приличия, что в эту разнузданную эпоху делали немногие.
Чума отправился на поиски Тристано д'Альвеллы и нашёл его в компании придворных в Восточном зале. Начальник тайной службы выяснял что-то у приближенных герцогини, в числе которых была статс-дама герцогини донна Черубина Верджилези. Песте окликнул подеста, а донна Черубина, увидев его, громко прошипела:
— А этот невежа даже не приветствует дам! Вы всё ещё не научились хорошим манерам, синьор клоун? Нашим придворным не мешало бы поучить вас галантности!