Статс-дама ненавидела шута. И было за что. При дворе постоянно вращались юные красотки, сеющие в сердцах придворных смуту и соблазн, были и те, на ком неизменно останавливался похотливый взгляд дворцовых сластолюбцев: фрейлина Джулиана Тибо и жена главного шталмейстера Диана Манзоли, а также молодые подруги-вдовицы Франческа Бартолини и Черубина Верджилези, статс-дамы герцогини. Однако если первые были опытными куртизанками, то Черубина и Франческа — потаскушками-бессребреницами. Последнее обстоятельство привлекало к ним рой поклонников, что сами статс-дамы приписывали своим несомненным женским достоинствам. Их головы были забиты рыцарскими романами и галантными похождениями пылких красавиц Ариосто, кои они принимали за чистую монету. Однажды Чума зло прошёлся по поводу их придури, и герцог нашёл, что шут зарвался. Он с хохотом разрешил донне Черубине Верджилези и её подруге Франческе Бартолини отхлестать Песте за наглость. Фигляр послушно вытащил из сапога кнут и покорно обнажил спину, выразив готовность получить сотню ударов от всех статс-дам и фрейлин, потребовав лишь, чтобы первый удар ему нанесли главная распутница и самая большая дурочка двора. В итоге наглец несколько минут простоял полуголый под яростными взглядами дам, потом, кривляясь, под хохот придворных заявил герцогу, что замёрз ждать наказания. Донна никогда не могла простить этого шуту, нахал Песте же продолжал глумиться над донной Черубиной при каждой встрече, сделав её с подругой главной мишенью своих острот.
Песте положил ладонь на рукоять меча, вынув его на полфута из ножен, и придворные испуганно потеснились к окну. Желающих учить наглого шута учтивости не находилось. Чума ядовито усмехнулся, окинув стоявших презрительным взглядом, и насмешливо проронил:
— Александр Македонский, мадонна, замечал женщин только в том случае, когда у него не было других дел. Эти же господа обращают внимание на дела только в том случае, если не находится под рукой женщин, подходящих для блуда. Что же удивительного, что среди них так трудно найти Александра? Однако дела не ждут. Тристано, тебя зовёт герцог.
— Что за глупости вы несёте, синьор дурак?
Песте снова наградил донну Верджилези ироничной улыбкой.
— Я слышал, что дурак считает дураком всякого, кто рассуждает не так, как он, а умным признает того, кто плодит больше глупостей, чем он сам. Порой умным себя считает и тот, кто вежливо разделяет глупости толпы, но обычно этот дурак выглядит таким же дураком, как и все остальные. В итоге, в этом мире глупцы все, кто глупцами кажутся, и половина тех, кто не кажутся, но боюсь, что вы, мадонна, как раз из первых.
Кривляка исчез из зала, вслед ему снова раздалось злобное шипение донны Черубины, но шут уже ничего не слышал. Он направился к себе, но на лестнице столкнулся с Камиллой ди Монтеорфано, новой фрейлиной герцогини. Она несла в покои госпожи лютню и ноты. Девица была родней епископа Нардуччи и весьма нравилась герцогине Элеоноре скромностью и разумностью, к тому же она была прекрасной лютнисткой — её исполнение спандольетты шут как-то слышал. Камилла обладала, как успел заметить Чума, густыми жгуче-чёрными волосами, обрамлявшими довольно миловидное личико. Многие считали Камиллу самой красивой девицей при дворе, но шут этого не находил. Да, глаза синьорины были необычного нефритового цвета, а плавный изгиб тонких бровей на высоком челе сообщал лицу возвышенное выражение, шея, кою придворные поэты-льстецы называли «лебединой», пожалуй, тоже была недурна. Но те же поэты и Нерона звали полубогом, и Клавдия величали божественным!
Девица, заметив его, вжалась в стену и смиренно ждала, пока он пройдёт мимо, не поднимая глаз от пола. Это раздражало Чуму. Две недели назад, когда девица ещё и десяти дней не провела при дворе, шут, возвращавшийся с вечернего туалета герцога, неожиданно услышал в коридорном пролёте сдавленные крики. В руке Песте сама собой возникла дага, он ринулся вперёд и наткнулся на мужчину, свалившего на лестницу отчаянно отбивавшуюся от него женщину. Отчаяние её показалась Чуме непоказным, он легко отшвырнул насильника вниз по ступеням, но кинжала вслед не метнул: это мог быть и не последний человек в замке, а Грандони не промахивался.
Грациано поднял плачущую женщину, заметив, что растрёпанная куколка и впрямь весьма хороша собой. Негодяй порвал на ней платье и белье, и девица тщетно пыталась прикрыть грудь. Песте узнал Камиллу Монтеорфано и попытался успокоить напуганную девицу. Этими минутами воспользовался насильник: прикрыв лицо плащом, мерзавец удрал. Девица же вместо того, чтобы поблагодарить Чуму за спасение, зарыдала и ринулась к себе.