Без семьи

И в несколько минут танцоры расположились посреди двора, разогнав по сторонам испуганную домашнюю птицу.

— Умеешь ли ты играть кадриль? — спросил я шепотом по-итальянски Маттиа.

— Да.

И он наиграл мне ее на скрипке. Оказалось, что я тоже ее знал. Мы были спасены.

Из какого-то сарая выкатили двухколесную тележку, поставили ее на возвышение и заставили нас влезть на нее.

Хотя мы с Маттиа никогда не играли вместе, мы недурно справились с кадрилью. Правда, наши слушатели не были требовательны и не обладали тонким слухом.

— Не играет ли кто-нибудь из вас на корнете? — спросил нас краснощекий толстяк.

— Я, — ответил Маттиа. — Но у меня его нет.

— Я вам сейчас достану. Скрипка хороша, но слишком уж нежна.

— Разве ты играешь и на корнет-а-пистоне?[11] — опять по-итальянски обратился я к Маттиа.

— И на трубе, и на флейте, и на всем, на чем можно играть.

Маттиа оказался настоящим сокровищем. Вскоре корнет-а-пистон был принесен, и мы снова принялись играть кадрили, польки, вальсы, но главным образом кадрили. Мы играли без передышки до самой ночи. Мне это было нетрудно, но Маттиа, утомленный путешествием и долгими лишениями, очень устал. По временам он бледнел, как будто ему становилось дурно. Но он продолжал играть, изо всех сил дуя в трубу. Наконец не только я, но и невеста заметила его бледность.

— Довольно, — объявила она, — малыш устал. Теперь раскошеливайтесь.

— Если вы позволите, — сказал я, соскочив с тележки, — я поручу сделать сбор нашему кассиру.

И я бросил шляпу Капи, который взял ее в зубы. Капи много хлопали за то изящество, с каким он раскланивался, собирая деньги. Но что было еще лучше, ему давали помногу. Я шел за ним и видел, как серебряные монеты падали в шляпу. Последнюю монету — пять франков — положил жених.

Какое счастье! Но это было не все. Нас пригласили в кухню, хорошо угостили и положили спать в риге, на соломе.

На следующий день, когда мы покидали этот гостеприимный дом, наш капитал равнялся двадцати восьми франкам.

— Это благодаря тебе мы столько заработали, мой милый Маттиа, — сказал я своему товарищу. — Я один не мог бы заменить целый оркестр. Оказывается, я поступил не так уж глупо, взяв тебя в свою труппу.

С двадцатью восемью франками в кармане мы чувствовали себя настоящими богачами и, когда пришли в следующую деревню, могли спокойно сделать некоторые необходимые покупки. Во-первых, я купил у торговца железом корнет-а-пистон, стоивший три франка. Он, конечно, был не новый и не красивый, но после того как мы его вычистили, стал хоть куда. Затем я купил красные ленты для чулок и старый солдатский мешок для Маттиа.

Мы поделили вещи поровну и разложили их в два мешка, а затем отправились дальше.

Дела наши шли отлично. После покупок у нас осталось еще около двадцати франков. Наш репертуар был настолько разнообразен, что мы могли по нескольку дней жить в одном и том же месте. За это время мы так подружились с Маттиа, что чувствовали себя вдвоем очень хорошо.

— Знаешь, — говорил он мне смеясь, — такой хозяин труппы, как ты, — просто чудо. Ты даже не дерешься!

— Значит, ты доволен?

— Доволен ли я? Да с тех пор как я покинул родину, я первый раз в жизни не мечтаю о больнице!

Наши успехи окрылили меня и внушили мне новые планы. Прийти к матушке Барберен только за тем, чтобы обнять ее, казалось мне недостаточным. Мне хотелось чем-нибудь отблагодарить ее за заботы обо мне. Теперь, когда я стал зарабатывать, я мог сделать ей подарок. Но какой? Я недолго думал. Только один подарок мог осчастливить ее и обеспечить ее старость: эта корова взамен ее любимой Рыжухи.

Какая радость была бы для матушки Барберен, если б я подарил ей корову, и в то же время какая это была бы радость для меня! Но сколько может стоить корова? Об этом я и понятия не имел. К счастью, узнать это было нетрудно. В харчевнях нам приходилось часто встречаться с торговцами рогатым скотом. Но когда я обратился с вопросом к одному погонщику волов, тот расхохотался мне прямо в лицо. Стуча кулаком по столу, он подозвал хозяина харчевни:

— Знаете ли вы, о чем меня спрашивает этот маленький музыкант? Сколько стоит корова — не большая, не слишком жирная, но очень хорошая корова? Что еще от нее требуется — она должна быть ученой!

Раздался взрыв смеха, но меня это ничуть не смутило:

— Она должна давать хорошее молоко и не слишком много есть.

— А может быть, нужно, чтобы она позволила себя водить на веревке, как твоя собака?

После того как он вдоволь нахохотался и истощил свои остроты, он вступил со мной в деловой разговор. Оказывается, у него имелась на примете подходящая корова: смирная, которая давала много густого молока и почти не требовала корма. Если я выложу на стол пятьдесят экю,[12] эта корова будет моей.

Пятьдесят экю составляло сто пятьдесят франков, а до такой суммы мне еще не хватало очень много.