— А почему ты думаешь, что я стану братом твоих братьев, если они у тебя имеются, и сыном твоих родителей? Вероятнее всего, они не захотят принять в свою семью такого маленького оборванца, как я, и мне придется продолжать свой путь одному. Но я никогда не забуду тебя, как, надеюсь, и ты не забудешь меня.
— Мой дорогой Маттиа, как можешь ты так говорить!
— Я говорю то, что думаю. Я не могу радоваться, так как боюсь, что нам придется расстаться, а я надеялся всю жизнь прожить с тобой вместе. Я мечтал, что мы не останемся навсегда бедными уличными музыкантами, а начнем работать, учиться, будем настоящими артистами. Я прекрасно знаю, что ты также этого хочешь, но ведь теперь ты не сможешь распоряжаться собой по своему усмотрению.
Тогда я понял наконец причину его грусти. Маттиа боялся разлуки со мной. Он горячо любил меня, думал только о нашей дружбе и не хотел со мной расставаться.
Так как нам нужно было зарабатывать себе на пропитание, то мы часто останавливались и играли в больших деревнях, встречавшихся по пути. Кроме того, мы решили сделать Лизе подарок. В одном из городов мы купили чудесную куклу с полным приданым. К счастью, кукла стоила много дешевле коровы.
После Шатильона мы вышли на берег канала. Его лесистые берега, спокойные воды и плывущие мимо баржи напомнили мне о том счастливом времени, когда я вместе с госпожой Миллиган и Артуром плавал на «Лебеде». Интересно, где теперь был «Лебедь» и его обитатели? Когда мы пересекали канал или шли вдоль его берегов, я постоянно спрашивал встречных, не видели ли они плавучий домик с верандой. Наверно, Артур выздоровел и госпожа Миллиган вернулась с ним в Англию. Однако, завидев издали лошадей, тащивших баржу, я всякий раз спрашивал себя, не «Лебедь» ли плывет нам навстречу.
Наступила осень, и наши дневные переходы делались все короче и короче. Мы старались по возможности до наступления темноты попасть в ту деревню, где собирались ночевать. И хотя мы очень спешили, особенно под конец, мы все же пришли в Дрези только поздно вечером.
Муж тетушки Катерины был смотрителем шлюза и жил в доме, выстроенном возле того шлюза, который он сторожил. Найти его поэтому оказалось весьма просто. Дом их стоял на краю деревни, окруженный высокими деревьями.
Сердце мое билось очень сильно, когда мы подходили к этому дому. Через окно, на котором не было ни ставней, ни занавесок, я увидел Лизу, сидевшую за столом рядом с теткой; а напротив, спиной к нам, сидел, по-видимому, ее дядя.
— Они ужинают, — объявил Маттиа, — мы пришли вовремя!
Но я остановил его и сделал знак Капи, чтобы тот не вздумал лаять. Затем, сняв арфу с плеча, я приготовился играть.
— Понимаю! — прошептал Маттиа. — Ты хочешь исполнить серенаду.[15]
— Нет, я буду только играть.
И я заиграл первые такты неаполитанской песенки, но не запел, так как боялся, что голос изменит мне.
Играя, я смотрел на Лизу. Она подняла головку, и я увидел, как заблестели ее глаза.
Тогда я запел.
Лиза быстро соскочила со стула и побежала к дверям. Я едва успел передать арфу Маттиа, как она была уже в моих объятиях.
Тетушка Катерина пригласила нас войти в дом и тотчас же усадила нас с Маттиа за стол.
— Пожалуйста, поставьте еще один прибор, — попросил я. — Мы не одни, с нами маленькая подружка. — Я достал из мешка куклу и усадил ее на стул рядом с Лизой.
Никогда не забуду, с какой горячей благодарностью посмотрела на меня Лиза.
ГЛАВА XI. БАРБЕРЕН
Если бы я не торопился в Париж, я бы долго, очень долго прогостил у Лизы. Нам столько нужно было сообщить друг другу, а объясняться на том языке, на котором мы с ней говорили, было нелегко.
Лизе хотелось рассказать мне о том, как она жила в Дрези, как привязались к ней дядя и тетка, у которых своих детей не было, о своих играх, прогулках и удовольствиях.
Я, в свою очередь, расспросил ее о том, что пишет отец, и рассказал ей все, что со мной произошло за время нашей разлуки. Мы проводили время в бесконечных прогулках втроем — вернее, впятером, потому что Капи и кукла принимали участие во всех наших развлечениях.
По вечерам, если не было сыро, мы усаживались возле дома, а если на дворе стоял туман, то возле очага, и я играл на арфе, чем доставлял Лизе большое удовольствие. Маттиа играл на скрипке и корнете, но Лиза предпочитала арфу, и я этим немало гордился. Перед тем как идти спать, Лиза всегда просила меня спеть ей неаполитанскую песенку.
Наконец пришлось расстаться с Лизой и снова пуститься в путь. Не будь со мной Маттиа, я, довольствуясь самым необходимым, стремился бы только поскорее прийти в Париж. Но Маттиа не соглашался со мной.
— Будем зарабатывать столько, сколько сможем, — говорил он, принуждая меня снова и снова браться за арфу. — Кто знает, скоро ли мы найдем Барберена!
— Если мы не найдем его в полдень, мы найдем его в два часа. Улица Муфтар невелика.