Без симптомов

И я опять удивился - своей новой памяти. Тому, как же это мне удалось разглядеть самого себя в этой тьме времен: жалкого, беспомощного - в сумраке под акациями. Себя, которого всегда так упорно старался забыть… Того себя, которого еще не попутал бес, себя, еще не отвернувшегося от друзей и от собственного детства.

Доктор, я выздоровел. Честное слово, выздоровел. Навсегда. У меня есть тому доказательство.

У Ирины чудом сохранился один из моих дисков… Конечно, чудом, ведь Москву я разминировал раз десять… Остальные диски, хранившиеся у нее на даче, километрах в пятидесяти от города, давным-давно все рассыпались… Обветшали и рассыпались.

Я уговорил ее принести мне этот - должно быть, и вправду, последний.

Позавчера ночью я не спал. Собирался с духом. Я боялся одного: снова потерять Ирину. К утру я все-таки пересилил себя: мне необходимо было убедиться, что я смогу наконец жить как живой обыкновенный человек, а не Кащей какой-нибудь, у которого смерть в иголке, а иголка в яйце… ну, и так далее.

Я вышел утром на нашу аллейку, достал из-за пазухи диск - и треснул его об асфальт.

И ничего не случилось. Ничего, доктор.

Меня навестила Ирина, и мы пошли гулять. Как ни в чем не бывало.

Я выздоровел. Я знаю: никогда больше моя память не расколется, как старая заезженная пластинка.

Никогда…

РАССКАЗЫ КОЛЫБЕЛЬНАЯ НА РАССВЕТЕ

Впервые смерть показалась Щерину столь неотвратимой. Полыхнул в глазах ослепительный, холодный сполох - и приснилось вдруг: пронзительно-ясное небо и падающая из зенита на голову хромированная бомба. Она сверкала боками на солнце и сползала с неба, словно огромная капля липкой ртути.

Вода просачивалась к телу сквозь шинель и брюки, а Щерину чудилось, будто не вода это, а страх. Страх просачивался в душу стремительными зябкими струйками и не давал сдвинуться с места, укрыться, спастись…

- Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Его толкали в плечо.

- Ложись! - хрипло выдохнул Щерин - ртутная капля беззвучно неслась сверху. - Ложись!

- Товарищ капитан! Я думал, вы по нужде отошли… А вы упали…

Наступила явь. Щерин очнулся и сразу поднялся на ноги. Все встало на свои места - и уже не могло взорваться от одного неосторожного вздоха.

Перед ним стоял Заладский и растерянно улыбался, не понимая, то ли подбодрить командира шуткой, то ли пожалеть - опять тот заснул на ходу и, свернув с дороги, повалился в затопленный грязью кювет.

Щерин оглядел себя и брезгливо тряхнул руками:

- Весь… как свинья.

- Нате, возьмите.

Щерин вздрогнул даже и прищурился: лейтенант протягивал ему ослепительно белый, чистейший платок.

Среди земной слякоти под тяжелым серым небом платок этот казался чудом.

Щерин смутился:

- Не надо. Куда там… Спасибо. Свой есть… Руки вон какие, гляди.

Он стал отряхивать шинель - и не сводил взгляд с белого платка. Лейтенант все не прятал его, думая, что все же пригодится, а Щерина платок привел в такое смущение, точно его знакомили с очень красивой девушкой.

- Пусть подсохнет, - не выдержал он. - Потом лучше отойдет… А где рота?

- Вон, - кивнул Заладский. - Топают спящие красавцы… - а сам он из последних сил разлеплял опухшие веки.

Рота всползала на холм.

- Надо догнать. А то вроде меня… искупаются.

Бег немного взбодрил. Перегоняя строй, Щерин заглядывал в лица. Все спали. Все - до единого. Рядами. Повзводно. Закрытые глаза. Расслабленные истощенные лица. Шествие покойников…

Какие силы держат солдат на ногах? Заставляют вырывать сапоги из грязи и снова ступать в клейкую жижу, делать еще один шаг, потом второй, третий, миллионный? И притом - держаться вместе, строгими рядами? Какие силы, усыпив истощенное сознание, стали управлять сознательным движением?

Они выходили из окружения. Группами… Потом собрались в роту… Сколько суток выдержали без сна? Три, пять, десять? Черт с ними, с цифрами. Когда позабыт счет потерянным жизням, считать дни и ночи - постыдно.

Рота лунатиков. Рота слепцов… и он - их командир. Поводырь. Он теперь не командир, а поводырь… И дело уже не в звездочках на погонах - совесть не носит погон…

«Что они видят? - думал Щерин. - Все, что угодно, только не войну… Девушек, футбол, рыбалку… Не слишком богатая фантазия, - заметил он. - Какая еще фантазия после двух контузий».

И все придуманные сны про футбол и про девушек тут же грезились самому Щерину, накатывались с волнами забытья, сопротивляться которому не хватало сил.

Дорога заворачивала влево, ровно и полого, словно жалела спящую армию.

- Левее! - громко произнес Щерин. - Следи за правым флангом.

Сам он взялся присматривать за левым. Рота, словно по воле могущественного гипнотизера, стала забирать влево и на удивление точно вписалась в поворот. Может, кто-то из солдат и проснулся на несколько мгновений, подправил свой ряд, соседа по плечу или спереди - и снова заснул. Но со стороны весь маневр выглядел страшновато: никто не открывал глаз, никто не повернул головы. Только один солдат с правого фланга, сбившись с шага, чуть отошел от своих, но лейтенант был начеку и, взяв его за плечи, молча вернул в строй.