Читаем Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания полностью

Не от меня одного ускользнул реальный масштаб противоречия между целями перестройки и средствами их достижения. Сталинизм не подлежал реформированию. Он должен был быть изведен под корень. Это однозначно и было очевидно для меня за тридцать лет до перестройки. Перестройка прибавила опыта – сталинскими методами сталинизм не поддается искоренению, подобные методы лишь плодят метастазы сталинизма.

Продолжаясь при Горбачеве, сталинская система отравляла любой живительный родник. Но этим заблуждения не исчерпывались – мы идеализировали нового лидера, награждали его качествами, которые в нем были едва намечены, и умаляли недостатки, определившие в час истины подлинное лицо.

Гром не грянет – русский мужик не перекрестится. В этом смысле я, конечно, русский. После пленума ЦК КПСС, на котором М. С. Горбачев стал над всеми первым, партийный функционер из Ставрополья доверительно прокомментировал событие так: купили кота в мешке, еще намаетесь. «Не уязвленное ли самолюбие говорит?» – подумалось мне тогда. Хуже, чем было, не будет. Оптимист мог бы поправить – бывает и хуже. Если бы поправил, все равно я не поверил бы. Личные впечатления мешали думать о новом лидере плохо.

Пусть это были поверхностные впечатления, но все же… Впервые я встретился с ним в 1975 г. Горбачев накоротке заглянул в посольство, когда по приглашению ГКП совершал поездку по Федеративной Республике. Разговор о разном. Мне понравились два момента – собеседник не корчил, что сплошь и рядом случалось с приезжими, утомленного всезнанием жреца и не спешил отвергнуть тогдашние мои доводы, вызвавшие недовольство Центра, в пользу отмены традиционного приема в посольстве по случаю Дня Победы.

По наблюдениям в конце 70-х – начале 80-х гг. М. С. Горбачева на заседаниях политбюро и секретариата во мне крепло мнение, что перестарков в руководстве страны подпирает свежая генерация, соскучившаяся по настоящему делу. Он навлекал на себя косые взгляды коллег, когда неловко нарушал идиллию взаимопрощения.

Конкретный случай. 1982 г. Секретариат обсуждает вопрос о состоянии энергетики. Два министра – Братченко и Непорожний – вешают на уши лапшу. Ведущий заседание Черненко предлагает указать министрам-коммунистам на необходимость «большего внимания», «повышения требовательности» и прочее. Слово просит Горбачев.

– Я не согласен. Секретариат рассматривает данный вопрос в третий раз. Никаких перемен к лучшему первые два обсуждения не принесли. Пора не уговаривать, а спрашивать с министров.

К. У. Черненко и остальные секретари приуныли. Все так удачно складывалось, и надо же.

– Что ты, Михаил Сергеевич, предлагаешь?

– Я за то, чтобы строго следили за выполнением принимаемых решений, коль беремся за какой-то вопрос. Кто их нарушает, должен отвечать в партийном порядке.

– Может, условимся так: последний раз предупредим коммунистов Братченко и Непорожнего. Не поможет, накажем по всей строгости.

Никто не возражает. Горбачев к штурму неба не готов, но флаг показал.

Мне весьма не понравился «компромисс»: М. С. Горбачева – в генеральные секретари, А. А. Громыко – в председатели Президиума Верховного Совета СССР. Еще больше раздражало, как все это обставлялось. Чтобы члены политбюро не разодрались, участники пленума ЦК должны были добровольно подвергнуться оболваниванию.

Когда Громыко взошел на трибуну и в роли повивального деда принялся петь дифирамбы Горбачеву, я заметил сидевшему по соседству Арбатову:

– Добился-таки министр своего. Пусть наполовину.

После смерти Брежнева министр потребовал разделения постов генерального и председателя, с чем и подступился к Андропову. Тот не забыл – «каждый должен заниматься своим делом». Громыко пришлось довольствоваться креслом первого заместителя председателя Совета Министров. В ожидании кончины Андропова Громыко нацелился на пост генерального секретаря. Устинов и другие поставили ему заслон из умиравшего Черненко – лучше никакой генеральный секретарь, чем Громыко.

Не безразлично ли, какой номинальный пост достанется теперь Громыко? Но ханжество. Все отлично понимали, «интересы дела» тут ни при чем. Они замыкают, а не возглавляют длинный ряд амбиций и интриг. Может ли быть счастливым начало, замешенное на неправде и неискренности?

В 1988 г. Лигачев намекнул, что выдвижение Горбачева не было заранее решенным делом. Тремя годами раньше прошел слух, что имелись другие претенденты.

Чаще называлось имя В. В. Гришина. По-видимому, он не только претендовал, а что-то и предпринимал. Поэтому, когда фигуры расставлялись на доске для новой шахматной партии, ему не нашлось места.

Будущий генеральный должен был раздать кое-какие обещания и даже клятвы. Какие и кому? Догадки строились разные. Нелогичное поведение Горбачева по отношению к тому же Лигачеву наводило не только на недоумение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш XX век

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное