Читаем Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания полностью

По моим представлениям, больше всего стенки котла истончились в ГДР. Антирежимные выступления могут быть подавлены. Но к чему это приведет? Наши войска останутся в казармах. Их неучастие в подавлении волнений и даже мятежа не есть, однако, нейтралитет. Нейтралитета в любом из возможных конфликтных вариантов быть не может. Мы не спасемся от обвинений в том, что Советский Союз на стороне насилия. Одно-единственное остается – пытаться убедить Э. Хонеккера: если изменения неотвратимы, лучше самому их возглавить.

Генеральный секретарь ЦК СЕПГ Э. Хонеккер делает остановку в Москве по пути в Магнитогорск. Полвека назад он участвовал в закладке металлургического комбината, съевшего тем временем железорудную гору и вгрызающегося уже в земное чрево. Горбачев в дипломатических выражениях, но ясно дает понять, что нужны реформы, и незамедлительно. Э. Хонеккер впервые без заикания произносит «перестройка». Не исключено, замечает он, что она подходит для Советского Союза. ГДР, однако, живет в других условиях, требующих иных действий.

Объяснились. По-видимому, Э. Хонеккер счел за достоверный сигнал, будто Горбачев или Шеварднадзе, находясь в США в конце 1988 г., списали ГДР со счета, и предупреждал: он намерен держаться до упора. Наш генеральный в свою очередь не оставлял сомнений, что 1953 г. мы не повторим. Из обязательств по взаимной помощи выпадал «внутренний враг».

«Предали», «отвернулись» от ГДР? Если верить Э. А. Шеварднадзе, советское руководство «списало» ГДР где-то в 1986 г. Не до конца, правда, раскрывает, кого понимает под «руководством», которое будто обсуждало эту тему. Судя по многочисленным беседам с М. С. Горбачевым и А. Н. Яковлевым в 1986–1988 гг., они не разделяли мнения «руководства», о котором говорит Шеварднадзе. Может быть, бывшему дипломату приходит на память точка зрения посла Л. И. Менделевича, возглавившего в МИДе управление планирования, когда я отклонил известное вам предложение министра? С Менделевичем мы могли залезать в самые сокровенные дебри и сравнивали оценки также перспектив, которые имелись у ГДР. Мой коллега считал, что республика не доживет до 2000 года.

Допустим, Шеварднадзе перенял оценку посла. Отчего же его вывело из равновесия мое интервью Д. Загеру в 1988 г., да в такой степени, что советским посольствам в Берлине и Бонне вменялось дезавуировать «частное мнение председателя АПН»? Считалась установочной другая оценка: история решит проблему единства Германии через пятьдесят лет. Я рекомендовал Горбачеву не обозначать полувековой лимит, довольствоваться отсылкой к истории. Но он остался при своем. Вот если бы Шеварднадзе тоже усомнился, что пятьдесят лет поддаются обзору, генеральный, возможно, прислушался бы.

А интервью с Д. Загером было, право, стаканом воды, да и то неполным. Бурю в нем поднимать не стоило. Всего-то я позволил себе усомниться в том, что четырехстороннее соглашение по Берлину есть конечное слово премудрости. Как юрист по образованию, я даже обязан был усомниться. С Древнего Рима повелось считать «самым плохим решением то, которое нельзя изменить». Спрашиваю секретаря ЦК А. Ф. Добрынина, побывавшего заездом в Бонне и тоже «опровергавшего» меня, читал ли он то, что опровергал? Нет, не читал. Но посол Квицинский, имея указание Центра, очень просил.

Э. Хонеккер официально пригласил М. С. Горбачева участвовать в праздновании сорокалетия ГДР. Ехать – не ехать? Надо ехать, даем совет, но не столько на торжества, сколько для встречи со всем руководством республики. Ведь пока генеральный вел просветительную работу лишь с первым, а тот, как мы догадывались, информировал коллег, не клянясь ни на Библии, ни на «Капитале» К. Маркса, что передает сущую правду. Если встречу с руководством в полном составе твердо обещают – ехать.

И этот вариант едва не сорвался. Массовый уход граждан ГДР на Запад через Венгрию, затем Прагу и Варшаву, демонстрации в Дрездене, Лейпциге и других городах настраивали не на празднества. Не до торжеств. Но не ехать тоже нельзя. Это была бы антихонеккеровская демонстрация.

Остальное большинство видело и, наверное, помнит. От аэродрома Шенефельд до резиденции для почетных гостей в Нидершёнхаузен улицы запружены людьми. Они встречают генерального секретаря ЦК КПСС и президента СССР плакатами, приветственными возгласами «Горби, Горби!». Приветствия в адрес лидера перестройки тождественны отпору политике «размежевания» Э. Хонеккера. А он рядом в машине с советским гостем и должен это пропускать через себя. На всем протяженном маршруте я заметил лишь один плакат, обращенный к лидеру ГДР, его держал средних лет мужчина метров за двести до поворота к резиденции: «Эрих, действуй, как до сих пор!»

Не хотели втягиваться в демонстрации и сами их повели. Дальше не легче. Факельное шествие по Унтер-ден-Линден. Сколько их, девушек и юношей, женщин и мужчин – 40 или 50 тысяч? Со всех округов ГДР. Отборные активисты из СНМ и СЕПГ. И опять непрерывающееся «Горби, Горби!». Э. Хонеккер стоит на трибуне с окаменевшим лицом. Гостю из Москвы он не рад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш XX век

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное