– Скоро обозначится более интересная дата, чем появление на свет. 1 августа – полвека, как я тружусь. Для одного человека в нашей стране это предостаточно.
– У тебя такая же трудовая биография, как у меня. Я сел на комбайн тоже в пятнадцать лет.
– Это дает мне дополнительное основание рассчитывать на ваше понимание.
– Сработаем к концу года новую программу – тогда решим.
Месяцем раньше или позднее, велика ли разница? Мне просрочка в двадцать дней обошлась дорого. Если верить резолюции Верховного Совета, я стал участником «заговора». Годы спустя так и осталось непроясненным – какого. Это не помешало учинить, невзирая на мой депутатский иммунитет, обыск у меня дома. В прессу лансировались слухи, инсинуации, фальсифицированные документы. Каждый день и каждый год жизни должен был быть опоганен.
Пятьдесят пять лет назад я уже видел подобное. И толпы, кричавшие «позор», и травлю в прессе, и полное бесправие тех, кого травят. Сталинские охотники за «врагами народа» могли бы возрадоваться – есть поросль. Еще в чем-то уступают в изощренности, но с опытом и она придет.
Известие о «необычных событиях» в Москве застало меня на даче, где мы с женой проводили отпуск. Весной в столице уже играли с бронетехникой, опять, наверное, испугались демонстраций, был мой первый комментарий. Будь что-нибудь серьезное, догадались бы, наверное, сообщить. А час спустя звонок по радиотелефону: в 10.00 надо быть на Старой площади, созвано заседание секретариата.
По дороге, запруженной танками, да с объездами быстро не получается. Когда я вошел в зал заседаний, секретариат уже отсовещался. Прошу повторить для меня, что случилось, что с М. С. Горбачевым, почему чрезвычайное положение именно сейчас?
Ответ председательствующего, члена политбюро О. С. Шенина:
– Не задавайте и вы вопросов, на которые не получите ответа.
Зайдем с другой стороны. Просьба осветить детали происходящего. Реакция: принимаемые меры – дело прежде всего государственное.
Чрезвычайное положение вправе объявить только Верховный Совет. Когда он будет созван, если это вообще предусматривается? Ответ: депутаты в отпусках, раньше чем через неделю их собрать не удастся.
Необходим внеочередной пленум ЦК, чтобы определиться с позицией партии. Реакция – против созыва пленума возражений нет, но участие в нем генерального секретаря не гарантируется.
Нет, без генерального пленум ничего не прояснит. Продолжим обсуждение вечером.
Секретариат шел без В. А. Ивашко (он после операции в санатории), Г. В. Семеновой (она в отъезде), Б. В. Гидаспова не вызвали из Ленинграда. Гиренко появился пятью минутами позже меня, его вытащили из больницы. Еще двух или трех членов секретариата не разыскали.
Никто ни словом не обмолвился, что до моего прихода обсуждалась телеграмма в ЦК республиканских компартий и обкомы о поддержке мер ГКЧП, поскольку они «не противоречат Конституции». О существовании телеграммы я узнаю к концу следующего дня.
Расходимся. Спрашиваю одного из членов политбюро, что за этими странными действиями стоит? Ответ расплывчатый.
– Не кажется ли вам, что все напоминает не чрезвычайное положение, а любительскую оперетту?
Иду к себе в отдел. Меня извещают, что лидер бельгийских социалистов убедительно просит о встрече. Ему в тот же день возвращаться домой, и на аэродроме его атакуют журналисты. Что говорить?
Спитальс у меня в кабинете. Я не скрываю, что несколько часов назад меня вызвали из отпуска. Пока располагаю сведениями самого общего характера.
– Что касается роли КПСС в событиях, то можете исходить из следующего: принятые меры носят государственный характер, партия и ее руководство к ним не причастны.
Наш разговор с бельгийским коллегой состоялся 19 августа в полпервого по московскому времени.
«Заговорщик» В. А. Ивашко ведал о том, что будет названо путчем, не больше, чем я. Судя по намекам прокуратуры, обобщенным в высоколитературном произведении «Кремлевский заговор», из руководства ЦК к подготовке «чрезвычайного положения» был причастен лишь О. С. Шенин. Еще одного секретаря посвятили в тайну в ночь на 19 августа. Но об этом заговорят после издания Верховным Советом своей резолюции и вслед за тем, как Б. Н. Ельцин запретит – «для разрядки» – деятельность партии, ее аппарат будет разогнан, собственность конфискована, деньги, снятые с ее счетов, пущены на ветер.
Обвиняемые по делу ГКЧП добавят к сказанному, что имелся еще один секретарь, которого держали в курсе подготовки к «путчу», – М. С. Горбачев. До 18 августа, утверждают они, генеральный сотрудничал с путчистами и лишь в самый последний момент свернул на обочину. Очной ставки В. А. Крючкова с бывшим генеральным устраивать не захотели, ибо истиной не интересовались.
23 августа у меня состоялся последний разговор (по телефону) с М. С. Горбачевым. Я должен был обратить его внимание на то, что ряд докладывавшихся генеральному секретарю вопросов так и остался нерешенным; теперь Горбачеву самому придется позаботиться о сохранности документов.