Руководство самой ГДР вдруг вспомнило, что деятельность государства должна соизмеряться с потребностями человека. Оно провозгласило «новый политический курс», ставивший целью создание в ГДР таких экономических и культурных условий, которые отвечали бы интересам большинства также западногерманского населения. Если принять на веру делавшиеся одновременно предложения об общегерманских усилиях в расчете на проведение свободных выборов во всей Германии и скорейшее заключение мирного договора, то решения могли сойти за признак желания учиться уму-разуму.
В действительности же принялись выявлять и наказывать виноватых. Но где видано, чтобы высшие чины сами себя наказывали? Для этого, если без жертв не обойтись, существует второй и третий гарнитур, а также, понятно, либералы. К. Ширдеван стал бельмом на глазу. Еще бы, в отличие от В. Ульбрихта и некоторых других, он не струхнул 17 июня, не искал укрытия в расположении советских войск. Вскоре будут отжаты от эффективной власти практически все, кто был активным участником антигитлеровского сопротивления внутри Германии, и начнутся гонения на «перерожденцев» и «ликвидаторов» в идеологическом активе СЕПГ и среди интеллигенции.
Массовые протесты 16 июня и в последующие дни были серьезным предупреждением. Приняв не без нашей помощи не истинную, а привычно удобную, паллиативную линию, руководство ГДР превратило предупреждение в начало конца. Не спрашивай Бога о пути на небо – Он укажет самый трудный. Политики и не спрашивали. Особенно политики сталинской и послесталинской генерации.
Как и можно было ожидать, кризис в ГДР обусловил на Западе кучу реминисценций. Погасший было диспут, что раньше – курица или яйцо, – разгорелся с новой силой. Для реакционных западногерманских правящих фракций события в ГДР были сравнимы по значению с поджогом Рейхстага. Таких слов, как «перст божий», избегали, но антикоммунистические волны по заряду энергии и высоте били все прежние рекорды. К. Аденауэр обращался (21 июня) к США, Англии и Франции с призывом «устранить невыносимые условия в советской зоне», «вернуть немецкому народу единство и свободу».
15 июля 1953 г. западные державы направляют советскому правительству ноты с предложением созвать конференцию, вернее – встречу министров иностранных дел СССР, США, Англии и Франции в сентябре для обсуждения: а) организации свободных выборов в ФРГ, «советской зоне» и Берлине и б) образования «свободного общегерманского правительства», наделенного «свободой действий» в решении проблем внутренней и внешней политики. Для «недогадливых» специально оговаривалось, что решение по этим вопросам должно предшествовать «дискуссиям» вокруг мирного договора.
Мы в Комитете информации, между прочим, высказывались за то, чтобы советская сторона научилась уважать самое себя и не принимала ни от кого дипломатических документов, в которых ГДР числилась «оккупационной зоной». Не знаю, ставил ли руководитель КИ И. И. Тугаринов этот вопрос перед В. М. Молотовым или нет, в любом случае нотная переписка возобновилась.
Советское правительство в сжатой и более пространных версиях повторило в августе соображения ноты от 10 марта 1952 г. Свежими моментами были предложения о созыве в ближайшие шесть месяцев мирной конференции при активном участии немецких представителей на всех ступенях ее подготовки; образование «временного» общегерманского правительства с задачей организации выборов во всей Германии; облегчение финансовых и экономических обременений для Германии, являющихся результатом войны.
С моей точки зрения, принципиально важным в этот момент являлось подтверждение, несмотря на кризис в ГДР и разногласия в самом советском руководстве, нашей принципиальной готовности к объединению Германии на условиях равного подхода четырех держав к правам и интересам друг друга. Минимум реалистичности требовался от Запада и добрая порция гибкости. Вместо этого им выдвигались претензии на все и сразу. Федеративную Республику можно было заподозрить в неумении по одежке протягивать ножки, но никак не Англию или Францию. Судя по поступавшей к нам информации, Париж и Лондон, делая вид, что высиживают яйца, были озабочены главным образом тем, как превратить их в болтунов с отнесением вины на кого-то другого.
Знали ли на Западе о спорах в советском руководстве и о растерянности властей в ГДР? Несомненно. О намерении Берии «выдать ГДР» немало было сказано после ареста «советского Гиммлера» (так Сталин представил Берию западным участникам Ялтинской конференции). Почему же вяло разыгрывали выгодную карту? Мешал нейтралитет де-факто, который тот же Берия делал условием объединения Германии.