Без следа

Элеанора Лавелль засунула в щель пару двадцатипятицентовых монеток и аккуратно набрала номер с клочка бумаги, который она сжимала в левой руке. В ушах у нее шумело так, что гудки слышались словно сквозь толстый слой ваты. Она крепко держала трубку, выскальзывавшую у нее из потных ладоней. Гудки продолжались. Элеанора уже была готова повесить трубку, когда разлаялся щелчок. И после паузы:

– Алло?

– Это я, – ответила Элеанора.

Снова наступила тишина. Элеанора закрыла пальцем второе ухо, пытаясь не обращать внимание на уличный шум.

– Это Элеанора, – повторила она, – Элеанора Лавелль.

– Я знаю, кто это. Как ты нашла этот номер?

– Он был в списке.

– Ты с ума сошла вот так мне звонить? Сказано же было так не делать.

– От вас, ну, не было ничего слышно, – пролепетала Элеанора.

Голос у нее дрожал; пришлось дать самой себе моральный подзатыльник. Если она даст понять, что боится, хоть как-нибудь это проявит, все будет кончено. Она проиграет. Нельзя было этого допустить.

Ее взгляд упал на приклеенную на стенку будки листовку. На ней была изображена молодая большегрудая женщина в тесном красном лифчике и крошечных кружевных трусиках. Она сидела, раздвинув ноги и засунув палец в рот; выражение ее лица так и кричало: «Приди и возьми меня!» Это была реклама голливудского стриптиз-бара.

Элеанора отвернулась от листовки.

– Я не шучу, – сказала она в трубку, – у вас было полно времени. Я устала ждать.

– Было же сказано, я обо всем позабочусь.

– Когда? Время на исходе. Знаете же, что будет, если вы не успеете.

– Скоро.

– Как скоро?

– Скоро, – раздался второй решительный ответ, и в трубке послышались гудки.

– Черт!

Элеанора так яростно кинула трубку, что та соскользнула со своего места и вяло повисла на металлическом проводе. Ей пришлось еще раз аккуратно повесить ее на место, сделать глубокий вдох и открыть дверь будки.

Ее дочь терпеливо ждала снаружи, наблюдая, как владелец бакалейной лавки подметает тротуар перед входной дверью. Стояла ранняя осень, было еще тепло, и Элеанора почувствовала, как джинсы и свитер прилипают к вспотевшему телу. Улица была заполнена людьми. Она узнала парочку давних завсегдатаев бара, в котором когда-то работала. Они помахали ей руками, пришлось улыбнуться в ответ.

– Мамочка, ты ругалась, – широко раскрыв глаза, сказала Алисия. – По телефону. Я слышала.

– Я знаю, милая, прости. Мамочка немного разозлилась.

– Ты злишься?

Элеанора улыбнулась и присела на корточки, чтобы оказаться с дочерью лицом к лицу.

– Нет, уже не злюсь. Мамочка счастлива. Знаешь почему?

– Почему ты счастлива, мамочка? – хихикнула Алисия.

– Потому что мы скоро полетим в большом красивом самолете! Тебе ведь понравится, правда?

– Да! Куда мы полетим?

– Далеко-далеко. Мы встретим там Микки-Мауса и будем веселиться, хорошо?

Глаза Алисии засияли.

– А Барби полетит?

Девочка вытянула вперед свою куклу. Голова у той была откручена. На ней были ботиночки Кена и его шорты. Элеанора надеялась скоро заиметь что-нибудь на замену.

– Конечно, Барби может лететь с нами.

– Когда мы встретим Микки? – спросила Алисия.

– Скоро!

– А дядя Робби полетит?

Улыбка исчезла с лица Элеаноры.

– Нет, не полетит. Мы будем вдвоем, милая. Только ты и я. И Барби.

7. Прайс

Прайс бросил на стол перед Виком Мединой коричневый пакет и вручил ему бумажный стакан с кофе. Тот сделал глоток и одобрительно кивнул.

– Двойной сахар и побольше сливок, – заметил Прайс, – я уже выучил, что ты берешь.

Медина развернул пакет, вытащил из него теплый пухлый бублик и понюхал его.

– Ммм, творожный сыр, – улыбнулся он, – мой любимый.

Он как следует надкусил бублик и с набитым ртом добавил:

– Ты же знаешь, что день рождения у меня только в следующем месяце?

Прайс уселся за рабочий стол, выложил на салфетку собственный бублик и разрезал его на части пластиковым ножом.

– Не успел позавтракать дома, – объяснил он, берясь за свой кофе. Ему нравился самый простой черный, без сахара. – К концу дня буду на девяносто процентов состоять из кофеина.

– Тяжкая выдалась ночка?

Прайс кивнул:

– Она была всего на пару лет старше Дион.

Ему не нужно было объяснять Вику, о ком идет речь.

Он засунул кусок бублика в рот и понял, что совершенно не голоден.

– Давай-ка еще раз посмотрим, что у нас есть.

Медина подкатил свое кресло поближе к его столу. Прайс открыл большую папку на кольцах. Место заявления о пропаже, которое подала соседка Эми по общежитию, заняли документы по делу о расследовании убийства. Они раскрыли раздел с показаниями свидетелей.

– Итак, мы поговорили с Томми Гетцем, управляющим в мотеле. Он сообщил, что Эми заселилась в комнату «Дримца» субботним вечером. Гетц не помнит, во сколько именно это произошло, но он совершенно точно помнит саму девушку, «молоденькую и горячую», по его словам. С ней был, как он выразился, «старый жирный мужик». Согласно показаниям Гетца, мужчина расплатился наличными. Камера за стойкой, к сожалению, сломана, поэтому визуальных доказательств у нас нет. То же самое на стоянке.

Вик Медина фыркнул:

– Вот же сюрприз! В этом местечке такое происходит, что я бы удивился, если бы там работала хоть одна камера.