Без следа

Дверь в коридор, куча флагов, куча орлов, стол секретарши, за ним — молодая женщина. Спрингфилд что-то говорил ей, опираясь на угол стола. Увидев меня, он сразу же направился к двери, коротко бросив на ходу:

— В кафетерий.

Мы спустились по лестнице на один пролет. Кафетерий представлял собой просторный зал с низким потолком и множеством столов и стульев. Сэнсома нигде не было. Спрингфилд хрюкнул, словно ничуть не был удивлен, и сделал вывод, что босс, пока мы его искали, видимо, вернулся к себе обходным путем — через кабинет кого-нибудь из коллег-конгрессменов. Мы прошли обратно тем же маршрутом. Спрингфилд приоткрыл дверь в кабинет шефа, просунул голову, а затем повернулся ко мне и кивнул, приглашая войти.

Сэнсом сидел в кресле из красной кожи за большим столом, на котором были разложены бумаги. Вид у него был сосредоточенный и спокойный — как у человека, просидевшего на одном месте довольно долго. Он явно никуда не выходил. Крюк до кафетерия был обыкновенной хитростью: чтобы тот, кто был в кабинете передо мной, успел незаметно выйти. Я сел в кресло для посетителей — оно было еще теплым. На стене за головой Сэнсома висела уже знакомая мне фотография в рамке. Та же, что и в его книге: Дональд Рамсфелд и Саддам Хусейн, в Багдаде. Рядом теснилось скопление прочих фото, некоторые из них — групповые, разумеется, с участием Сэнсома.

— Итак? — сказал конгрессмен.

— Мне известно, за что вы получили медаль в 1983-м.

— И за что же?

— За ВСС. Винтовку снайперскую специальную. Пожилая особа, о которой я вам говорил, — вдова того человека, у кого вы ее забрали. Вот почему вы так среагировали на имя. Вероятно, вы взяли у него и жетон. Возможно, он до сих пор у вас.

Никакого удивления. Никаких отрицаний. Просто ответ:

— Жетоны отданы по инстанции вместе с рапортом и всем остальным.

Я промолчал.

— Его звали Григорий Хоц, — продолжал Сэнсом. — Мы были почти ровесниками. Мне он показался вполне компетентным. Его напарник обязан был засечь наше приближение.

Последовала пауза. Затем вся серьезность ситуации словно дошла до конгрессмена, плечи его опустились. Он вздохнул:

— Разве это правильно? — спросил он. — Медали должны быть наградой, а не наказанием.

Я ничего не ответил.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

— Ничего. Мне плевать, что произошло в 1983-м. Но они мне солгали. Сперва о Берлине, да и теперь — они до сих пор лгут. Они утверждают, что они мать и дочь. Но я им не верю.

— Тогда кто они?

— Я готов допустить, что старуха настоящая. Она была замполитом в Советской армии и потеряла в Афганистане двоих близких людей — мужа и брата.

— Брата?

— Его напарника.

— А девушка? Думаете, она выдает себя за кого-то другого?

— За эмигрантку, вдову миллиардера, живущую в Лондоне.

— И кто же она, по-вашему?

— Думаю, журналистка. У нее подходящий склад ума. Плюс талант рассказчика. Но она говорит слишком много лишнего.

— Например?

— Она утверждает, что политические комиссары находились в окопах вместе с простыми солдатами. И что ее зачали в горном шурфе под старой шинелью образца Второй мировой. Чушь! Советские комиссары всегда держались как можно дальше от боевых действий. Торчали где-нибудь в штабе.

— А вам-то это откуда известно?

— Вы прекрасно знаете откуда. Мы готовились воевать с Советским Союзом в Европе. И верили, что победим. Мы ожидали, что миллионы русских окажутся у нас в плену. Военную полицию специально учили, как обращаться с таким количеством пленных. Руководство возлагалось на 110-е следственное спецподразделение. Мы знали о Советской армии больше, чем о собственных Вооруженных силах. Разумеется, мы знали, где искать комиссаров. Нам предписывалось уничтожать их на месте без всякой пощады.

— Хорошо, если эта девушка действительно журналистка, то какая конкретно?

— Вероятнее всего, телевизионная.

— Страна?

— Украина.

— Ракурс?

— Исследование, история плюс обыкновенный человеческий интерес.

— Но зачем? Ради чего? Поставить нас в неловкое положение?

— Не нас. Думаю, они хотят скомпрометировать русских. Между Россией и Украиной сейчас довольно напряженные отношения. Мне кажется, они хотят сказать: смотрите, какая плохая эта большая Москва, как она бросает в беде бедных беспомощных украинцев.

— Почему же этот репортаж до сих пор не снят?

— Им нужны факты, — ответил я.

— И они их получат?

— От вас? Вряд ли. А кроме вас никто ничего не знает наверняка. Сьюзан Марк не успела сказать им ни «да» ни «нет». Так что завеса снова опущена. Я дал им совет: забыть обо всем и возвращаться домой.

Сэнсом молча кивнул. Лицо его едва заметно покраснело.

— И что вы теперь обо мне думаете? — спросил он.

— Я думаю, вы должны были выстрелить им в голову.

Он немного помедлил:

— У нас не было оружия с глушителем.

— Отнюдь, — возразил я. — Вы как раз завладели им.

— А как же правила боя?

— К черту правила. Советы не таскали за собой криминалистические лаборатории.

— Так что вы все-таки обо мне думаете?