Без следа

Я шагнул назад, в комнату слева. В этом ракурсе железная лестница за окном шла вверх слева направо. Я увижу голову последнего, когда тот будет подниматься снизу.

Я прокрался к окну и вжался в стену. Выглянул наружу. Чисто. Я отщелкнул шпингалет. Попробовал. Окно не поддавалось. Я встал прямо перед ним, взялся за ручки и, поднатужившись, потянул. Рама взлетела вверх с такой силой, что треснуло стекло. Я отступил назад и вновь прижался к стене.

Вскоре до меня донесся тупой, приглушенный стук. Резина подошв по железу. Ровный, частый ритм. Он поднимался быстро, но не бегом. Я выждал, пока его голова и плечи окажутся внутри комнаты. Номер пятнадцать в списке Спрингфилда. Он заглянул налево. Заглянул направо. Заметил меня. Я нажал на курок. Тройная чечетка. Голова исчезла.

Возможно, первая или последняя из трех пуль успели оторвать ему ухо. Он выстрелил в ответ и нырнул обратно наружу. Я слышал, как он упал на узкий железный мостик.

Сейчас или никогда.

Я выскочил следом за ним. Он проехал головой вперед до четвертого этажа и, перекатившись на спину, поднял пистолет. Но было поздно. Тройная очередь из МП-5 пригвоздила его к полу.

Шестеро — трупы. Семеро — под арестом. Четверо вернулись домой. Двое — в больнице. Девятнадцать из девятнадцати.

Окно четвертого этажа было открыто. Шторы раздвинуты. Комната-студия. Бесхозная, но не разрушенная. Светлана и Лиля Хоц стояли вместе за стойкой кухни.

Минус двадцать девять патронов.

В остатке — один.

Я перелез через подоконник и шагнул в комнату.

Студия была той же планировки, что и на втором этаже. Жилое пространство спереди, затем — кухня, за ней — ванная и в конце — встроенный шкаф. Две лампы горели. У стены — раскладная кровать. Плюс два жестких стула. В кухонном углу — две параллельные стойки и буфет. Крохотное пространство. Светлана и Лиля Хоц ютились в нем, стоя бедром к бедру. Светлана — слева, Лиля — справа. Светлана была в коричневом домашнем халате. Лиля — в белой футболке и брюках карго — широких, черных, с карманами на штанинах. Выглядела она, как и прежде, сногсшибательно. Словно какой-нибудь модный фотограф-радикал поместил свой лучший бриллиант в грубую городскую оправу.

Я навел на них МП-5. Черный и страшный. Он был горячий. От него пахло порохом, ружейным маслом и дымом.

— Руки на стойку, обе, — приказал я.

Они подчинились. Четыре кисти раскинулись морскими звездами.

— Вы не мать и дочь, — сказал я.

— Нет, — ответила Лиля.

— Тогда кто вы?

— Учитель и ученик.

— Отлично. Мне бы не хотелось убивать дочь на глазах у матери. Или наоборот.

В кармане завибрировал телефон.

Я уставился на руки Лили. Разжатые. С вытянутыми пальцами. Пустые. Без телефона.

— Может, стоит ответить? — сказала она.

Я перекинул МП-5 в левую руку и вытащил из кармана мобильник. Абонент неизвестен. Я отщелкнул крышку и поднес телефон к уху.

— Ричер?

Голос Терезы Ли.

— Где ты был, черт тебя побери?! Я не могу дозвониться до тебя уже целых двадцать минут.

— Я был занят. Что у тебя?

— Нам позвонили из Министерства национальной безопасности. Один из таджиков Лили опоздал на пересадку в Стамбуле. Ему пришлось лететь через Лондон и Вашингтон. Их не девятнадцать человек, Ричер. Их двадцать.

Лиля Хоц отодвинулась, и двадцатый вышел из ванной.

Ученые меряют время вплоть до пикосекунд. Одна триллионная доля секунды. Они считают, что за пикосекунду может произойти все, что угодно. Родиться вселенная, ускориться частицы, расщепиться атомы. То, что произошло со мной в те первые несколько пикосекунд, можно описывать долго. Во-первых, я разжал руку и выпустил телефон. К тому моменту, когда он достиг уровня моих плеч, в голове промелькнули строки из телефонного разговора с Лилей. «У тебя всего шесть человек», — сказал я ей. И она уже начала что-то отвечать, но спохватилась. «Нет, у меня их семь», — собиралась сказать она.

Урок пошел ей на пользу. В кои-то веки Лиля не говорила чересчур много. А я не обратил внимания.

Когда телефон достиг уровня моей талии, я уже сосредоточился на двадцатом. Он выглядел точь-в-точь как предыдущие четверо или пятеро. Невысокий, жилистый, черные волосы, кожа в сетке морщин. В руке — пистолет с глушителем. Правша.

Я держал МП-5 в левой. Магазин пуст. Последний патрон — в стволе. Мне хотелось поменять руку.

Но менять руку — это лишних полсекунды. Пятьсот миллиардов пикосекунд. Слишком долго. К тому моменту, когда телефон долетел до моих колен, правая ладонь уже схватила ПП под ствол. Лиля смещалась влево. Последняя пуля врезалась двадцатому точно в лоб. Для левой руки — неплохо. Разве что целил я ему в грудь.

Телефон упал на пол.

Двадцатый с шумом грохнулся оземь.

Лиля нырнула вниз одновременно с ним. В следующий момент она уже стояла с его пистолетом в руке. Еще один «ЗИГ-Зауэр П-220».

«Если Лиля ринулась за стволом, — промелькнула мысль в моей голове, — значит, больше оружия в квартире нет. Из него стреляли минимум трижды, сквозь потолок».

В остатке — максимум шесть патронов. Шесть против ноля.

Лиля навела пистолет на меня. Я навел на нее свой.

Слева раздался голос Светланы:

— Твоя пушка пустая.

Я взглянул на нее: