Без Сна

Еще до того, как я стала лучше блокировать предсказания, вещи, которые я видела, не всегда случались — будущее постоянно меняется, и картины, которые Сиерра, и я видим, значат просто что так будущее совершится при текущем развитии событий.

Но мои видения довольно цельные. Потому что, если вы сделать ничего, чтобы изменить будущее, а я никогда больше не буду так делать, оно, вероятно, пойдёт по пути предсказания.

Моё сердце ускоряется, когда я пытаюсь вспомнить каждую деталь. Но мне больно вспоминать. Четкое изображение тягучей, густой крови, всё ещё льющейся вокруг её шеи, вызывает у меня тошноту. Это формально не настоящее тело, но, если ничего не изменится, это произойдет.

Прозвенел звонок — пронзительный и резкий — достаточно громкий, чтобы отвлечь меня на крошечную секунду, которая была мне так необходима. Я отворачиваюсь, глубоко вздыхаю, и тошнота проходит.

Я должна уйти отсюда, думаю я, засовывая книги и тетради в рюкзак. Выйду из класса, и со мной всё будет в порядке. Я могу пойти домой. Посплю. Забуду обо всём этом.

Я застегиваю рюкзак и поворачиваюсь к двери в задней части класса, надеясь, что смогу пройти прямо.

Мне становится холодно.

Бетани смеётся и касается плеча своего друга.

Я не думала о её лице в своём видении. Не пыталась её опознать.

Я видела порез. Кровь.

Она жива.

Сейчас.

Но на ней эти бордовые балетки.

Глава 03

— Я дома, — кричу я, входя в дверь.

— Кабинет, — откликается Мама.

Мне становится страшно, когда я приближаюсь к переделанной спальне, где она делает медицинские процедуры, не выходя из дома. Видно ли по моему лицу, насколько я напряжена? Надеюсь, нет. Я не могу с ней поговорить. Только не об этом.

Она не знает, что я могу. Она никогда не узнает.

Я заглядываю в дверь и улыбаюсь, внимательно разглядывая мамины блестящие каштановые волосы, которые ниспадают идеальными волнами — в отличие от моих, которые того же цвета, но завиваются независимо от того, сколько пенки для волос я использую. Она худая и у неё длинные руки, которые тянутся к папке в одну сторону, к красному карандашу в другую, плавные движения, почти как танец, а не ежедневная работа, которой от неё никто не ожидал.

Она выглядит прекрасно, как всегда. Если не замечать инвалидное кресло, можно предположить, что она собирается вскочить и обнять меня.

Но этого не случалось со времени аварии, которая оставила её парализованной.

Когда я отдала жизнь отца взамен жизни тёти.

Я делаю вдох и отталкиваю эту мысль, так же, как делаю это двадцать раз в день. Как минимум. Но сегодня сложнее, после того, как у меня было видение, в которым я не могла справиться. О другой смерти. Это самое худшее. Людям нравится славить героев. Тех, кто спешат, рискуют своей жизнью, чтобы спасти кого-то. И я не говорю, что они этого не заслуживают; они того стоят.

Но вы знаете, что сложнее? Бездействовать. Просто стоять и позволять плохим вещам происходить. Допускать людские смерти, потому что так должно быть.

Я помню, как однажды спросила Сиерру, вскоре после того, как она переехала, почему мы не действовали. — Мы могли бы быть супергероями, — спорила я с ней. — Мы должны помогать людям. Разве это неправильно?

— Посмотри, что случилось, когда ты пыталась спасти меня, — сказала она так мягко, что я не могла сердиться.

Просто грустно.

В конце концов, это неправильно. В любом случае. И поэтому я отступаю.

До того, как я обрела контроль — когда видела свои предсказания чаще — я предвидела несколько смертей. Обычно это было что-то вроде автомобильных аварий, сердечных приступов, примерно такие вещи. Вещи, которые я, вероятно, не могла остановить, даже если бы я попыталась.

Но убийство? Нужно просто предупредить Бетани. Чтобы она была осторожна. Как сильно это может навредить?

Особенно, когда в обратном случае она умрет ужасной смертью.

— У тебя задумчивое лицо, Шар, — говорит моя мама, возвращая моё внимание в её хорошо организованный офис.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Много домашнего задания, — я лгу. Не то, чтобы у меня не было кучи домашней работы. Просто я думала не об этом.

Она делает паузу и смотрит на меня, её лицо настолько мягкое и заботливое, что мне хочется плакать от мысли о всей лжи и полуправде, которую я ей рассказываю ежедневно.

— Ты так усердно учишься, — тихо говорит она.

Я прикусываю кончик языка. Последнее, чего я заслуживаю, это её сострадание. Я занимаюсь усложненной математикой и естественными науками, и беру каждый усложненный курс, на который меня записывают, потому что я слегка заучка, самомотивированная и амбициозная. Я делаю это, потому что, если я достаточно утомляю свой разум, и у меня нет времени думать обо всём. О видениях, о полном отсутствии общественной жизни, о том, что я разрушила жизнь своей матери, и теперь мы состаримся вместе, две одинокие девы.

Три, если Сиерра останется с нами.