Без суда и следствия

Первый час ожидания. Серое, снежное небо над городом. Я сижу словно по привычке, уже неживой автомат. Нет ни одного чувства, ни одной мысли. Нет даже боли – только свинцовая окаменелость, только секретаршин компьютер отсвечивает зеленым на паркетный пол, только мигает лампа дневного света. На моей крокодиловой сумочке давно сияет во всю величину жирное, потное пятно от пальцев. Я слишком долго носила эту сумку в руках. Наверное, так давно я родилась на свет.

Два часа. В кабинет за кожаной дверью входят и выходят какие-то люди. Одни сидят там долго, другие – лишь несколько минут. Одни выходят с мрачными лицами, другие прикрывают сияющие физиономии кипой шуршащих бумаг. Сквозь решетчатое окно вижу, как начинает идти снег. Я ничего не ела с утра, но мне некогда думать о еде.

Три часа. Кажется, старуха с полосатой сумкой, только что скрывшаяся за дверью, последний посетитель.

Я бросаю взгляд на часы. До полного окончания приема остается пятнадцать минут. Меня не успеют принять. Секретарша старается не смотреть в мою сторону. Примерно с полчаса назад явилась какая-то подруга, и, жестами указывая на меня, секретарша жалуется очень нервно на главную виновницу неприятной истории. Уставившись прямо мне в лицо, подруга начинает хохотать, всем своим видом демонстрируя, что на такую, как я, обратить внимание способны только слепые и психи.

Шел снег. Минут через двадцать старуха с полосатой сумкой вышла в сопровождении Петра Егоровича. О моем существовании он успел забыть.

– Ах, это вы… Сегодня я вас принять не смогу… Приходите завтра, с утра. Люся, запиши женщину назавтра.

– Фамилия? – Дикая злоба в глазах Люси.

– Каюнова.

Убедившись, что моя фамилия внесена в какую-то бумагу, Петр Егорович берет меня под локоток и выводит из приемной. В коридоре стараюсь освободиться.

– Так вы что, вечером заняты? – удивленно понимает он.

– К сожалению, да.

– А мы могли бы неплохо провести время.

– Лучше в другой раз.

– Вы рассказали бы о своем деле.

– Оно слишком официальное и может испортить приятную атмосферу вечера. Поэтому вам будет удобнее выслушать меня в другой обстановке.

Было два часа дня, когда я вышла из здания и медленно пошла по улице. По дороге забежала в недорогое кафе. Снег прекратил идти. Температура была плюсовая, вскоре улицы и проспекты покрылись чавкающей, мокрой грязью. Капли мутной воды блестели на грунтовом покрытии шоссе. В вагоне метро сквозило. Я ехала в редакцию одной из центральных газет. Это тоже входило в мой план. Около года назад в Н. я познакомилась на одной из многочисленных презентаций с неким Китиным, журналистом этой газеты. Дело было зимой. На следующий день после презентации Китин явился в редакцию четвертого канала с букетом очень красивых белых роз. Когда же ему сообщили, что я замужем и мой муж Андрей Каюнов, Китин очень расстроился. Розы я, конечно, забрала, но дальше обычного делового партнерства наши отношения не зашли. После мы несколько раз говорили по телефону, а в апреле (за три месяца до трагедии) он напечатал в своей газете пространное интервью со мной и лучшую из моих фотографий. Интервью заняло целый газетный разворот. Теперь я ехала к нему в редакцию, надеясь на то, что он сможет мне помочь. Хотя бы напечатать статью, в которой я расскажу правду. Редакция газеты была расположена в новом девятиэтажном здании на седьмом этаже. Поднимаясь в лифте, я украдкой бросила на себя взгляд в зеркало. Из зеркала на меня смотрело худое, изможденное лицо с обтянутыми пергаментной кожей скулами и белыми волосами, плохо выкрашенными и жалко свисающими по обеим сторонам лица. Ничего общего не было между роскошной блондинкой с изумительной прической и макияжем с газетных фотографий и непричесанной, не накрашенной, худой, уставшей женщиной, глядевшей в зеркало лифта.

Кроме меня, на седьмом этаже вышли еще двое мужчин. Длинный редакционный коридор напоминал общежитский – с двумя рядами унылых белых дверей, уходящий вглубь, к большому окну во всю стену. Изредка двери приоткрывались, и по коридору пробегали молодящиеся старухи с зажженными сигаретами и кипой каких-то бумаг в руках. Я шла по коридору, читая таблички на дверях. Дверь с надписью «Сергей Китин, собственной корреспондент» была заперта. Открыла соседнюю дверь и спросила у пожилого мужчины, сидящего за письменным столом, есть ли Китин. Он ответил, что Китин есть, только вышел пять минут назад. Я стала ждать в коридоре. Намазанные курящие старухи бегали мимо меня. У меня создалось впечатление, что в этой редакции штат состоит исключительно из курящих старух. Каждая из них, пробегая мимо, бросала на меня заинтересованный недоброжелательный взгляд. Наконец какая-то, с особо отталкивающей внешностью, притормозил рядом.

– Мы с вами раньше не встречались? Ваше лицо мне кого-то очень напоминает, – обратилась она ко мне.

– Нет, мы не встречались. Я бы запомнила вас.

– И все-таки где-то я вас уже видела. Мне действительно очень знакомо ваше лицо.

– Право, не знаю.