– Глупец, – пробурчал Алан. – Я могу проследить развитие ваших отношений с самого начала. Лайла всегда оберегала вас от боли и разочарования. Когда другого выхода не оставалось, она оградила вас от возможного судебного обвинения.
Я покачал головой и попытался спорить с ним, но Алан энергичным взмахом руки перебил меня.
– Я сидел с ней в этой самой комнате, и в течение нескольких часов мы обсуждали, как мы сможем гарантировать ваши интересы при существующем законодательстве. Она хотела уйти на
– А Пета знала?
– Не уверен, но полагаю, что да. Она видела, как умирал Джеймс, и представляет, как все происходит на самом деле. Подозреваю, что уход из жизни Лайлы был намного более безболезненным, но Пета вряд ли захочет поднимать этот вопрос, поэтому для вас все закончилось.
Он не понимал моей тревоги, не понимал того, что я не собирался обращаться в полицию либо еще к кому-либо. Единственное, что мне было нужно, – понять ее скрытность. Я слишком волновался, чтобы ясно изложить свою мысль. Откашлявшись, я сказал:
– Она не хотела, чтобы я это нашел. Лайла просто не знала, как функционируют компьютеры.
Мы с Аланом обменялись грустными улыбками.
– Такова уж наша Лайла, – вздохнул он. – Блестяще знала закон, но была бесполезна, когда касалась клавиатуры.
– А что мне делать с лэптопом?
– Оставьте у меня. Я сохраню его в течение нескольких месяцев, а потом без лишнего шума все уничтожу.
Несколько недель потребовалось мне на то, чтобы набраться храбрости и сходить в ее…
Я понял, что пора наведаться в ее квартиру, когда тревожное чувство от того, что я сползаю к старым привычкам, стало сильнее горя. Проснувшись утром, я ощутил, как страх перед очередным длинным днем в офисе затмевает мысли о Лайле. Позвонив на работу, я сказал, что болен, а потом направился к ней в квартиру.
Я стоял в коридоре, поднеся ключ к замку. Руки дрожали. В голове танцевали воспоминания о Лайле. Я вспоминал, как она встречала меня на пороге, как целовала, прощаясь. Я вспомнил последний день, когда она странно себя вела, вспомнил, как мы возвращались по Корсо, шагали, словно уже немолодая супружеская пара, решившая прогуляться.
Я ожидал, возможно, даже уповал на то, что горе воскреснет, навалится на меня сейчас куда сильнее и безжалостнее, чем прежде. Я сунул ключ в замочную скважину и отпер дверь.
Первое, что я увидел за раздвижными дверями на фоне океана, был зазеленевший балкон. Растения, увядшие несколько месяцев назад, не только пустили новые листья, но и буйно расцвели. Теперь горшки и кадки пестрели всеми цветами радуги. Луковицы, мясистые стебли, многолетники пошли в рост и пустили бутоны, несмотря на неподходящее время года.
С плеча у меня свешивалась на ремне дорожная сумка. Я сбросил ее вниз, и она с шумом упала на плитки пола. Я смотрел во все глаза.
Прежде сухие стебли разрослись, образовав настоящий кустарник, покрытый множеством крупных цветов. Лекарственные и кухонные травы также зеленели, как ни в чем не бывало. Фиалки трехцветные поражали насыщенностью оттенков. Я быстренько прикинул, что со времени прошлого посещения квартиры минуло около четырех месяцев. Как получилось, что эти чахлые растения, несмотря на то что за ними никто не ухаживал, вдруг подарили миру такую жизнеутверждающую красоту?
А потом я почему-то поверил в то, что с Лайлой все в порядке, что в своей смерти она обрела свободу.
Я нашел ее дневник почти сразу же. Она поставила тетрадь под уклоном на столешнице кухонного стола между металлическим чайником и кофейницей. Сверху она повесила подаренный мной на Рождество кулон.
Я уселся на балконе. Волны плескались, накатываясь на берег внизу. Прохладный ветер сгонял разорванные облака вместе, угрожая дождем. Я закинул вытянутые ноги на кофейный столик и принялся читать. Я начал с первой страницы и продолжал читать даже тогда, когда мой мочевой пузырь норовил лопнуть, а зад онемел на твердом сиденье.