– Сейчас неподходящее время об этом говорить… Не уверен, как ты…
– Ничего. У тебя все в порядке? – нахмурившись, спросил я.
Брат медленно кивнул.
– Жена беременна. Мне казалось, что писать об этом по электронной почте не совсем правильно, а по телефону мы давно уже не разговариваем. Понимаю, что сейчас не время, но мы вот-вот расстанемся… Я чувствую себя дерьмом из-за того, что приходится так тебе об этом сообщать.
Я попытался представить себе его жену Сюзетту. Ее фотографию я видел всего раз, но точно запомнил, что она брюнетка. Я представил ее на последнем месяце беременности, а затем сияющей от счастья, с ребеночком на руках рядом с Эдом. Счастливая семья. Круговорот жизни: Лайла умерла, а теперь ее место на земле займет кто-то другой. Я отдавал себе отчет, что завидую, но куда больше я радовался за брата. Я просто не мог не радоваться, когда Эд стоял сейчас передо мной, сияя от гордости. Я позволил себе слегка улыбнуться.
– Просто фантастика, Эд.
– Через пару месяцев ты станешь дядей, – сказал брат. – Прилетай к нам, прилетай в любое время, когда пожелаешь. Если появишься во время сезона, я свожу тебя на тренировки и на игру. Если после того, как сезон окончится, мы отправимся путешествовать или придумаем еще что-нибудь интересное. Главное – приезжай.
Мы обнялись, и он ушел. Я смотрел ему вслед, пока Эд не скрылся из виду. Потом я почувствовал себя ужасно одиноким.
Я не из тех, кто легко впадает в ярость. Взрослея, мои братья любили растравливать в себе гнев, прежде чем вступить в ожесточенную схватку, но я был на них не похож. Всякий раз, когда Эд или Вилли пытались вывести меня из себя, я, ответив спокойной колкостью, уходил заниматься тем делом, которое интересовало меня больше всего в то время. Я быстро пропускал через себя гнев, никогда не позволяя ему мной управлять, поэтому, полагаю, так и не научился его контролировать.
Я прожил дома уже несколько дней, когда меня начало захлестывать волной. Это был королевский прилив. Надвигался он медленно, поэтому я даже не осознавал, как высока волна, пока та не накрыла меня с головой. Я стал тонуть. Место горя заполнила черная грозовая ярость. Я еще мог смириться с тем, что Лайлу у меня отобрали… едва ли смириться, скорее вынести, но ее не отобрали, она сама меня покинула и даже не уведомила меня об этом.
Однажды утром, сидя на диване и не слушая, что вещают по утреннему телевидению, я вдруг подумал о том, сколько у нее было возможностей обо всем мне поведать. Лайла приобрела эти медикаменты еще в Мексике, задолго до нашего знакомства. Минуло столько дней, ночей, недель и месяцев, когда она могла бы упомянуть о них, хотя бы намекнуть! Она что, мне не доверяла? Она что, думала, я не догадаюсь? Я мог бы к этому подготовиться. Я мог бы ее морально поддержать.
Я не помню, как запустил чашкой в экран телевизора, но точно сделал это. Помню стон и эмоциональный всплеск такой силы, что сдержать его не было ни малейшей возможности. Я просто был не в состоянии больше это выносить. Всплыл я на поверхность спустя пару секунд, возможно, чуть позже. Осколки керамической чашки валялись повсюду на полу гостиной, а разбитый жидкокристаллический экран зловеще трещал разрядами статического электричества.
Это случалось снова и снова на протяжении недель. Я не мог заставить себя пройтись по пляжу, так как отовсюду в глаза бросалось здание, в котором она прежде жила. Пришлось обходить пляж десятой дорогой. Часто, когда я шел по улицам пригорода, меня охватывала тоска по ней, а затем я начинал скучать по песку и соленому воздуху. Мое одиночество какое-то время казалось просто невыносимым, пока его место не занимал гнев. А потом ничего, кроме гнева и ярости, не оставалось. Я растворялся в них, а когда вновь выныривал, легкие мои горели огнем, ноги дрожали, и я оказывался в противоположном конце пригорода, весь мокрый от пота. Припадок мог случиться в супермаркете или в кафе. При виде влюбленной пары меня охватывало такое слепое бешенство, что я бросал свою тележку либо вскакивал из-за столика и уходил. Кровь шумела у меня в ушах.
Я сердился на Лайлу и сердился на себя. Как я не догадался? Линн рассказала мне, как она будет умирать. Было это мерзко и страшно. Почему звонок тревоги не зазвучал в моей голове, когда Лайла просто заснула и не проснулась? Давала ли Лайла мне подсказки, которые я просто не понял? Или она вообще мне не доверяла?
Мой внутренний хаос постепенно улегся. Я усвоил, что все со временем проходит. Эмоции постепенно уступили место логике, которая аргументировала принятое ею решение, утверждая, что таким образом Лайла пыталась примириться с собой. Когда королевский прилив гнева и злости схлынул, я обнаружил, что вокруг меня сформировалось странное общество доброжелателей.