Без тебя

Поминальную речь, посвященную Лайле, мы в общих чертах разделили между собой таким образом: Пета рассказывала о детстве и юности дочери, Алан говорил о ее работе, мне же выпало рассказать о женщине по имени Лайла. Когда Пета заняла место за пюпитром, то стала на удивление красноречивой и стоически спокойной. Она сжала все чувства в кулак и позволила лишь нескольким уместным в такой ситуации слезинкам скатиться по ее лицу. Если бы Лайла сидела рядом со мной, уверен, она бы осталась недовольной и принялась бы отпускать колкие замечания, требуя больше эмоций. Какой бы искренней ни была речь Петы, ее сырой материал, за подготовкой которого я мог наблюдать в последние дни, был теперь хорошо обработан, доведен и выверен. Пета всего лишь играла роль в написанном ею же мюзикле, посвященном горю.

За ней последовал Алан. Сквозь слезы он принялся перечислять, казалось, бесконечный список тех дел, которыми Лайла занималась за последние несколько лет. В толпе раздался грустный смех, когда Алан упомянул о ее «не совсем победах». Когда же он заговорил о том вкладе, который Лайла внесла в фирму, воцарилась полная шорохов тишина.

– Я не хотел заниматься экологией. Никто из партнеров этого не хотел. Дело в том, что на этом не заработаешь много денег. А еще, когда Сёрша озвучила эту несуразицу, она была одним из наших ведущих специалистов по коммерческому праву и не могла отличить дерево от ящерицы, но у Лайлы был талант добиваться того, чего она хотела… Полагаю, это была лучшая безумная идея, которой я уступил, за всю мою жизнь.

Когда Алан уселся, взгляды всех собравшихся обратились в мою сторону. Расстояние от стула до пюпитра я преодолел с таким трудом, будто бежал марафон.

– Я испытываю противоречивые чувства, рассказывая вам о Лайле. – Я поднял взгляд, сосредоточив внимание на знакомых: на сидящих впереди Линн, Леоне и Нэнси; моих коллегах и братьях позади них. – Я знал ее меньше года. Я не знаю многих сидящих здесь.

Лица передо мной расплылись. Я тяжело сглотнул и уставился на свои записи.

– Но если я что и понимаю, так это то, что наша с Лайлой любовь стала сигнальным огнем нашей жизни. Мы провели мало времени вместе, но наше знакомство возродило мою веру во все, во что стоит верить.

На экране позади меня демонстрировалась одна-единственная фотография: Лайла в саду. Снимок был сделан несколько месяцев назад. В руках она держала овощи. На щеке – пятно грязи. Неизменно босые ноги. Одета она была небрежно. Спутанные в беспорядке волосы, лучезарная улыбка. Я оглянулся на фотографию и – я, тот, который не плакал после смерти родителей, не плакал даже у себя дома, – разрыдался перед несколькими сотнями человек. Но хуже было то, что я не смог успокоиться и не произнес ни одной из множества цветистых фраз, которые заготовил.

Впрочем, это уже особого значения не имело. Выбранной фотографией я сказал все, что хотел.

* * *

Если бы полгода назад мне предложили составить список того, что я считаю наиболее важным в своей жизни, семья не вошла бы даже в первую десятку, но все меняется.

После поминальной службы мы с братьями отправились в Госфорд и сели в дворике небольшого винного бара. Сначала Эд предложил вернуться в дом, но я отчаянно нуждался в смене обстановки. Я просто не мог стоять и наблюдать, как пришедшие помянуть Лайлу расходятся и сад снова пустеет.

Мы представляли собой довольно гротескную компанию: я, убитый горем, с покрасневшими от слез глазами, и мои братья, молча сидящие по обе стороны от меня. В баре было довольно тихо. Все другие посетители были молодыми специалистами, отмечавшими таким образом конец рабочей недели. Мы сидели на сплетенных из лозы стульях, освещенные заходящим солнцем. Я опирался правым плечом о кирпичную стену, согреваясь исходящим от нее теплом. Мне было холодно, хотя день выдался теплым. Это напомнило мне, что Лайле никогда больше не согреться.

Мы заказали себе выпить и молча сидели, пока официант не принес наш заказ. Вилли поднял свой стакан.

– За Лайлу! Насколько я понимаю, она была красивой и замечательной женщиной. Пусть ее наследие продолжает жить.

Я поднял стакан со скотчем, который он мне заказал, и кивнул.

– За Лайлу, – прошептал я. – И за семью.

Скотч прожег себе дорогу до пустого живота. Беседа разгоралась.

– Когда вы прилетели? – спросил я у Эда.

– Сегодня утром. Мы едва успели к началу службы. Я пытался дозвониться тебе, чтобы убедиться, что этот Алан не сумасшедший, прежде чем сесть в самолет, но твой телефон был отключен.

– Я даже не знаю, куда я его сунул, – признался я, хотя было странно осознавать, что я находился совершенно вне досягаемости и прежде об этом даже не задумывался. – Он, наверное, уже несколько недель как разряжен.

– Мы решили, что, даже если Алан безумец, мы лучше слетаем к тебе, проведаем, – криво усмехнувшись, сказал Вилли. – Мы позвонили к тебе в офис, и кто-то соединил нас с Карлом.

– Он по крайней мере знал, кто такая Лайла. После этого мы смогли связать факты в единое целое, – пробормотал Эд.

– А вы здесь надолго? – спросил я у братьев.