Без тебя

Я перевел взгляд с Петы на тучного лысеющего мужчину, чье имя я уже успел позабыть, а затем вновь посмотрел на Пету. Мне очень хотелось возразить. Мне бы хотелось где-нибудь ее упокоить. Я отгонял от себя мысль, что в эту минуту, пока мы разговариваем, какой-то неуклюжий студент, возможно, разрезает ей грудную клетку. Я злился на Лайлу за то, что она приняла решение, не посоветовавшись со мной. Меня смущало, что она обсуждала этот вопрос с Петой и этим незнакомцем, а мне пришлось узнать обо всем только сейчас. Это было несправедливо. Это было жестоко. Это было неправильно. Меня тотчас же охватил ужас при мысли, что Лайла снова поставила меня в положение, из которого нет приемлемого выхода. Неожиданный приговор нашей совместной жизни, но не окончательный. Снова.

Проблема заключалась в том, что я уже проиграл. Я вообще ничего этого не хотел. Просто теперь я имел дело еще с одной мерзостью в длинной череде всевозможных мерзостей бытия. У меня даже не хватило сил возразить.

– Хорошо. Если нечего хоронить или кремировать, что будет с похоронами?

– Проведем поминальную службу. – Уполномоченный похоронного бюро пошелестел бумажками, а затем взялся за ручку. – Расскажите мне о вашей Лайле.

* * *

Мы с Петой сидели тем вечером на диване. Телевизор был выключен. Некоторое время она держала мою руку в своей. Мы молчали, глядя в пол. Потом она встала и наполнила два бокала вином за полтысячи долларов, бутылку которого я купил, намереваясь распить за ужином в следующее воскресенье. Вино было редким и, по всеобщему признанию, просто замечательным. Мне хотелось, чтобы Лайла его попробовала, но этому не суждено было случиться. Будет ли хорошо, если я выпью вино, поминая ее? Если вино на самом деле придется мне по вкусу, не будет ли это непорядочно с моей стороны?

Некоторое время мы сидели молча и медленно его попивали. Вино лилось в меня, словно вода. Я вообще не чувствовал его вкуса. Посмотрев на Пету, я спросил:

– Вы бы повторили?

Она уставилась на бокал, который держала в руке. Когда я с ней заговорил, она чуть заметно улыбнулась.

– О чем вы, дорогой?

– Если можно было бы повернуть время вспять до того дня, когда вы познакомились с Джеймсом, прежде чем вы к нему сильно привязались, до того, как разрыв показался бы слишком болезненным, остались бы вы с ним, зная, какая жизнь вас ожидает и сколько боли вас ждет впереди?

Пета улыбнулась. Господи! Теперь она показалась мне гораздо старше той женщины, с которой я недавно познакомился, хотя видно было, что силы к ней возвращаются. Постепенно, с каждым прожитым часом, ее душа исцелялась. Я же чувствовал, что нанесенная мне рана остается открытой. Душевная боль не только не унималась, она становилась все острее.

– Сейчас вы этого не ощущаете, но вскоре наступит облегчение, рана зарубцуется. Скорбь никуда не денется, но сверху вас, словно щитом, начнут прикрывать благодарные воспоминая о счастливых временах вместе с ней. Вы все чаще станете думать о том, как встреча с ней изменила вас и это того стоило. Обещаю, что так и будет, Каллум. Все это я знаю. Все это составляет то, что осталось от моего сердца.

Поставив бокал с вином на кофейный столик, я закрыл ладонями лицо и разрыдался.

* * *

Когда наступил день поминальной службы, я стоял в доме и смотрел, как съезжаются машины. Уполномоченный похоронного бюро поручил своим помощникам рассадить людей, но никто из нас не подозревал, какая толпа соберется. Работники прокатной компании установили большой экран и несколько сотен стульев, но даже за полчаса до начала все стулья были заняты, а многим пришедшим пришлось стоять.

Я, спрятавшись за шторой, наблюдал за скорбящими людьми, собравшимися в месте, которое Лайла любила больше всего на свете, и размышлял, кем они все ей приходятся. Странно, хотя Лайла являлась моим счастьем, я очень мало знал о ее повседневной жизни, за исключением тех месяцев, которые мы провели вместе. Я ужасно сожалел, что наша совместная жизнь оказалась такой короткой. Глядя на всех ее знакомых, слонявшихся снаружи, я чувствовал свое одиночество острее, чем когда-либо прежде за всю свою жизнь.

– Идемте, дорогой. – Ко мне подошла Пета.

Одета она была так, что посрамила бы своим видом даже радугу: ярко-красные штаны, желтый верх, разноцветный шарфик на шее… Мой взгляд скользнул вниз, и я заметил, что Пета не обута. Ногти пальцев ног покрывал яркий блестящий лак. Я задержал взгляд на ее босых ступнях, вздохнул и нагнулся, тоже собираясь разуться.

– Наверное, так будет лучше? – прошептала она.

– Да, пожалуй…

Алан Дэвис подошел к нам, когда мы вышли наружу. На нем был черный костюм. Казалось, он только что вышел из зала суда, если не обращать внимания на коробку бумажных салфеток в его руке и босые ноги.

– Предполагал, что сегодняшний день будет нелегким, – голос его дрогнул, и Алан обнял Пету, – но оказалось, все гораздо хуже.