Нет ничего в моей жизни, что я не отдала бы за возможность сесть и спокойно объяснить ему завтра, почему я это делаю, почему мое решение окончательное, почему я должна быть такой жесткой, но, как бы я ни доверяла Каллуму, еще больше я верю тому, что успела о нем узнать. Я знаю: то, что я задумала, будет во благо нам обоим.
Глава девятнадцатая
Каллум
Самое худшее заключалось в том, что у меня оставались еще две недели отпуска, которые казались теперь бесконечной пустошью, как до Лайлы, и у меня не было даже работы, чтобы чем-то себя отвлечь. Казалось, что Лайла и вселенная вступили в заговор с целью напомнить мне, что солнечный свет проник в мою жизнь только с ней.
Первые два дня я с трудом мог заставить себя подняться с кровати. У меня и прежде случались периоды острейшей депрессии, но не такой…
Я не понимал, что случилось. Я лежал в кровати, прокручивая в голове дни и недели, предшествующие тому ужасному утру, в поисках признаков беды. Прежде я был уверен, что понимаю то положение, в котором очутился: мы нашли друг друга, мы строим совместное будущее, а небольшие недоразумения, порой возникающие между нами, я объяснял тяжелой работой Лайлы, ее прошлым либо причудами. Только теперь до меня дошло, что Лайла так и не поднялась до уровня тех чувств, которые я к ней испытывал. Возможно, стресс последних месяцев как раз и вызван был тем, что я усиленно толкал ее к отношениям, в которых она не была заинтересована. Я еще глубже погрузился в самого себя и теперь задавался вопросом, как я смогу вытащить себя из норы, в которую Лайла меня загнала, и вернуться к жизни.
Дни за днями, а потом недели за неделями я позволял своей квартире обрастать грязью. Я почти ничего не ел. Не принимал ванну. Я позволял себе чахнуть в своей тоске. Время от времени я заставлял себя тащиться на кухню, заваривал крепкий эспрессо и пытался уговорить себя храбро смотреть в лицо миру и предстоящему дню, но потом все же решал, что с меня довольно, и снова ложился в кровать, раздавленный и побежденный.
Я остро ощущал отсутствие в моей жизни друзей и семьи. Кто-то просто обязан был постучать ко мне в дверь, потребовать, чтобы я взял себя в руки, и вытащить из квартиры, но никто не стучал. Я проверял свой мобильник сто раз в день. Никто мне не звонил. Лайла не давала о себе знать. Нет, кое-кто мог мне позвонить, например, братья или Карл, если бы я дал им знать, что вернулся и нуждаюсь в них. Вот только это был не мой стиль, поэтому я терпеливо сидел в полном одиночестве, держа поблизости телефон.
Моя сдержанность лишь один раз дала слабину. Как-то в одиннадцать часов дня я просматривал свои контакты и остановился на ней.
Это слово заключало в себе столько красоты, что, глядя на него, я ощутил, как все перед глазами начинает расплываться. Прежде чем мой мозг смог вмешаться, я отправил ей сообщение: «Ты точно этого хочешь?»
Ответ пришел немедленно: «Да».
С этим спорить смысла не было. Я дал ей много времени, чтобы остыть, успокоиться и позвать меня обратно. Она вновь меня отвергла.
Итак… как есть, так есть…
Хотя это были самые длинные недели моей жизни, отпуск наконец закончился, и я вернулся на работу.
– Рад, что ты здесь. Без тебя тут все катится в тартарары, – приветствовал меня Карл, когда мы встретились у лестничного колодца для того, чтобы вместе выпить кофе. – Как Лайла?
Я лишь покачал головой. Учитывая, что мы были старыми друзьями, Карл понял все, что нужно.
Жизнь превратилась в вопрос, как бы протянуть еще один день.
Как мне казалось, боль постепенно должна была затухать, но это происходило недостаточно быстро. Наше комфортное во всех отношениях знакомство стало для меня настоящим откровением. Впервые в жизни я мог находиться рядом с другим человеческим существом и чувствовать прочнейшую душевную связь с ним. Погружаясь в работу, я отвлекался, но, когда она заканчивалась, я лежал без сна и ощущал саднящую боль в груди. Я знал, что этой ране никогда не суждено до конца затянуться. Останется шрам, который станет частью меня. По крайней мере, я понимал, чего лишился.
Телефон зазвонил во вторник утром. Прошло двенадцать недель и три дня с тех пор, как Лайла вышвырнула меня из своего дома и жизни. Номер не определился, но по работе мне часто звонили таким образом. Я ничего не заподозрил.
– Каллум Робертс.
– Каллум, это Пета.
Я знал только одну женщину по имени Пета, но даже если бы я знал двух, ее голос все равно не позволил бы мне ошибиться. Жизнь, проведенная в постоянных переездах, подарила ей своеобразный акцент. А еще даже в произнесенном ею приветствии слышалась музыкальная певучесть. На короткий миг у меня перехватило дыхание. Я медленно повернулся во вращающемся кресле и взглянул на залив. Утром, когда я плыл на пароме, было еще солнечно, но теперь набежали тучи, окутав все вокруг зловещей серостью.
– Каллум! – Голос ее звучал неуверенно, что Пете свойственно не было.
– Да, слушаю.
– Мне очень жаль… – В тоне Петы и впрямь чувствовалась жалоба. – Мы можем встретиться?