Без тебя

У меня от боли и усталости шум в голове, разглядываю: похожа-непохожа, она не она. Попросила Нурию спросить: можно ли в руках подержать, чтоб получше рассмотреть. Торговка одобрительно кивнула. Только сейчас обратила внимание на эту женщину. Одежда — верх белый и юбка с розовыми ромбами и полосками, видела такую ткань всего один раз, тогда — у Национального музея.

Головная боль моментально прошла. Стала вертеть в руках шкатулку — увидела сколы, те самые, что мы когда-то оставили в детстве. У меня тоже есть такая. Дед сделал их три: одна у тети Вали, другая у мамы, которую она подарила сестрёнке, перед её поступлением в медицинский институт. И для меня дед сделал. Всё время, где бы ни была, вожу с собой. Она мой талисман. Смотрела сейчас на неё и соображала: почему и главное, как она здесь оказалась, опять взглянула на продавщицу.

Она сразу прикрыла лицо куском ткани, голоса как будто стихли, звуки базара, рынка словно слились в единый гул. Я вспомнила: в шкатулке было второе дно. Может, это и есть послание? Но здесь её нельзя открывать, и показывать никому нельзя, и потом эта женщина в таком запоминающемся наряде… Спросила:

— Сколько стоит?

Нури перевела, дорого стоит, очень дорого. Краем глаза заметила одобряющую улыбку на лице торговки. Что всё это значит, и как мне вложить в неё записку для Марьянки? Я понимаю, что не просто она так здесь… кручу в руках.

Прошу добавить денег у Кернилса. Он добавляет, конечно, с большим неодобрением, по нему видно, что за эту безделушку он не готов платить, но ради меня сделал исключение. Я увидела уличного торговца водой, попросила купить воды. Как только Кернилс отошёл, пытливо посмотрела на торговку и сказала по-французски:

— Я покупаю шкатулку.

К моему большому удивлению, она ответила на хорошем русском с акцентом:

— Меня зовут Лайла. Вложите письмо в шкатулку и передайте его мне в Национальной библиотеке, ровно через две недели.

Я так хотела расспросить: что там у Марьяны, почему такая секретность? Но Лайла что-то громко крикнула на местном диалекте, палатку начали собирать «рабы».

Вернулся Кернилс, я поплакалась ему на головную боль. И мы уехали домой. Я еле дождалась, пока Нурия уснёт, распаковала шкатулку, нажала завиток на задней части, выехало скрытое дно, там лежал клочок бумаги. Я читала и плакала, почерк сестры никогда ни с чьим не перепутаю:

«Аня, я в большой беде. Надо бежать из этой страны. Сама могу убежать, но у меня сын, он болен, как его вывезти, не знаю, оставить не могу, очень сильно люблю! Лайла может быть посыльным, доверяй ей как себе. Что нужно сделать, скажи. Деньги есть, в любой сумме! Через две недели она будет ждать тебя в Национальной библиотеке. Скажи, что нужно, я всё сделаю! Люблю тебя, мой Ангелинка!»

Две недели… На следующей надо ехать в посольство, брать с собой Нурию. Стоит или нет? Не понимаю, что происходит, боюсь навредить ей. Вроде в то же время мама Кернилса на рынок собиралась, вот и прогуляемся.

Приехали на рынок, потеряться можно от такого разнообразия рыбы и морепродуктов, никогда и нигде не видела такого! И не запомнила всех названий. Я не северный житель, но, прожив на севере десять лет, полюбила мойву, путассу, сиг и сёмгу, в Сочи привыкла к ставриде, селёдочке по- Керченски, скумбрии, рапанам, мидиям.

Купила ставридку, вечером решила, что приготовлю.

После прогулки по рынку подъехали к посольству. Мама Кернилса, и он сам поехали домой. Мне сказал, что заедет за мной через час. Ох ты, красота отдых от них.

Прошла контроль, поднялась в знакомый кабинет. Тихо постучалась.

— Ангелина?! — я удивлённо отпрянула, потом вошла и прикрыла плотно дверь. — Проходите, не стесняйтесь! — Екатерина Петровна в строгом синем костюме также сидела за столом. Всё время поражаюсь этой женщине. На вид она была аскетична, но при этом доброжелательная. — Чай, кофе? — И указала на стул у своего стола.

— Кофе, пожалуйста, не пила его уже полгода, — проговорила я. — пью его редко, а сегодня очень хотелось.

— Хорошо, кофе так кофе, могу предложить что-то покрепче, есть хороший коньяк!

— Нет, не надо. Впечатлений на сегодня хватило, а если выпью в жару, то станет плохо.

Нам принесли кофе, ароматный, бодрящий, я сделала пару глотков.

— Ты сможешь встретиться с сестрой в ближайшее время? — спросила Екатерина Петровна и внимательно на меня посмотрела.

— Не знаю. — Резкий переход на “ты” меня немного смутил, но ведь от неё я видела только хорошее, поэтому продолжила. — У меня появился помощник из окружения сестры, через неё могу передать, если надо, какую-то информацию. Сестра ещё сказала, что у неё малолетний сын, а вы знаете законы, что она его вывезти не может, пока ему не исполнится восемнадцать. Оставить её здесь, ещё и с племянником, я не могу! Четыре года я искала её, поймите! — закружилась голова: видимо, усталость плюс кофе дали такой эффект.