Помню, как стеснялась, что целоваться не умею, потому что лишь в щечку мальчиков до него целовала. Помню, как ночью у подъезда делилась с ним мечтами, закутанная по самый нос в его мягкую и вкусно пахнущую куртку. Помню, как он сбежал со своего последнего звонка, чтобы успеть ко мне и утешать меня, пока я плачу от расставания со школой. Как ездил со мной в Москву летом после школы, держа за руку до самого входа в корпус театрального, где были вступительные экзамены.
Разве я могла забыть все это?
Да, было тяжело на расстоянии. Мы порой сомневались, что осилим, но упорно продолжали быть вместе и признаваться в любви. Я знала, что он мне верен, чувствовала это. И тоже всегда была ему верной. Наши редкие встречи ранили, но вместе с тем отправляли на самую вершину блаженства. Каждый раз эти обещания друг другу, эти признания, скрепленные поцелуями, эти прикосновения, бьющие до дрожи. Он был моим, а я всегда была его, и годы не меняли этого. То, что не убило время и расстояние, убила я сама. Наступила ногой на горло той любви, которую мы нянчили долгие годы, с которой носились, как с хрустальной ценностью.
Он всегда выбирал меня, а я выбрала не его.
Боже, как больно. Как больно и противно от себя самой! А ведь можно было все вернуть еще тогда, два года назад, ведь он приезжал и уговаривал снова быть вместе! Не уходил, буквально под окнами моими кричал, душу наизнанку выворачивал. И как мантру повторял эти слова о любви.
Теперь он с другой. А я хочу волком выть от тоски, лишь одну ночь проведя в его руках. Рядом с ним.
Я живу, потому что он пришел и своими руками вдохнул в меня жизнь, а потом захлопнул дверь и вернулся к той, которая ждала его.
И все это только по моей вине.
Я ошиблась. Я так жестоко ошиблась два года назад, что теперь нет мне прощения. Но Боже, как же я любила его тогда! Любила, но причинила самую настоящую боль…
Глава 15
Я уже способна что-то соображать, когда Ян звонит. Утверждает, что мне нельзя сегодня в театр, предлагает перегнать машину к дому. Говорит, что позвонит еще. А самое главное…
Исправился. Сказал «у себя», когда понял, как звучит это. Прости, Ян, прости за то, что теперь я не у тебя, а ты не у меня. Все должно было сложиться иначе. Прости за то, что сделала тогда. Если сможешь…
Умываюсь еще раз. Пытаюсь смыть с себя боль и тоску. Беру кисть в попытках припудриться, но есть ли смысл хоть какой-то? В мешки под глазами уже можно грузить картофель килограммами. Связываю волосы в узел, одеваюсь и выхожу на улицу. Холодный воздух неприятно бьет в лицо после домашнего тепла, но я, стиснув зубы, направляюсь в метро. Надо срочно машину забрать, а то я долго так не протяну.
Забыла уже, какая дикая давка в общественном транспорте. Пока добираюсь до театра, становлюсь злой на всех тех, кто успел прижаться ко мне и сдвинуть меня с занятого в вагоне метро места. Опаздываю, но немного наплевать. Захожу в зал в тот момент, когда Макар своим командным голосом раздает ценные указания.
— О, Миллер. Время видела? Опаздываешь. А вчера где была?
Теплого приема я и не ждала.
— В больнице была. Могу справку показать.
— Ты болеешь? Смотри мне, не зарази остальных.
О нет, Макар. Этой болезнью только ты можешь одарить, и то женскую половину коллектива.
— Все в порядке. Я могу уже начать работать?
— Иди.
А дальше Макар делает вид, что все в порядке, не выделяя меня и не обращая на меня ни малейшего внимания. Уходя на перекур, зовет с собой. Якобы объяснить причину вчерашнего отсутствия. Мне бы очень хотелось заехать ему куда-нибудь под глаз… или между ног. Но пока он начальник, а я — подчиненная, надо терпеть.
Ненавижу запах табака. Особенно того, что употребляет Макар. И теперь абсолютно ненавижу. Хорошо, что Самойленко никогда не курил.
Так, стоп, не думать о Самойленко. Не сейчас точно.
— Что ты делала в больнице?
— Твои мечты сбылись, я сделала аборт.
— Да? Молодец. Денег дать?
— Каких нафиг денег, Макар? — я начинаю беситься сильнее, чем рассчитывала.
— За врачей. Ну вдруг дорого слишком.
— Это единственное, что тебя беспокоит? Я ночью чуть не сдохла от боли, а ты денег мне сунуть хочешь?
— Женя, что ты кипятишься? Уже ведь решила все. Проблемы больше нет.
— Это ребенок, а не проблема, Макар! — ору и размахиваю руками, а он тут же хватает за запястья и прижимает к себе, выбросив скуренную сигарету в сторону.
— Тихо, ты что тут устроила? Хочешь, чтобы весь театр услышал, как ты залетела и аборт делала? Соображаешь?