Без тебя я не я

Я не подлизываюсь, просто понимаю, что всучить коробку с подарком и уйти будет не слишком вежливо. Раз уж пригласили, стоит остаться хотя бы на десять минут.

Едва мы усаживаемся за стол, как у генерала звонит телефон, и он недовольно смотрит на экран, поднимаясь с места.

— Простите, девочки, это мой пресс-секретарь. Завтра у меня эфир на телевидении, подводим итоги за год по линии МЧС. Наверное, какие-то вопросы не решены, я отвечу.

Мы киваем, и он уходит в другую комнату, а Елена тем временем разливает чай.

Как только генерал покидает нас, атмосфера на кухне становится совсем другой, и я решаюсь задать прямой вопрос.

— Елена Антоновна, вы не хотели бы меня видеть?

— Женя, все нормально. Я спокойно к тебе отношусь, ты ведь дочь моей подруги.

— Но я…

— Бросила моего сына? Ты это хотела сказать? — она садится и придвигает к себе чашку, обнимая ее двумя руками. — Я давно приняла твой выбор. Не поняла, потому что мне этого и не понять, я всегда выбирала семью и любимого мужчину. Но каждый имеет право на свое решение, и другим остается только принять его к сведению.

— Если бы можно было отмотать время назад…

— Но его не отмотаешь. Ты все решила для себя, и я уверена, если бы ты вернулась туда, обратно, твой выбор вновь был бы таким же.

— Осуждаете?

— Осуждаю? Что ты, нет. Никто не имеет права осуждать.

— Так было лучше для него.

— Самая большая ошибка — думать, что за другого ты лучше знаешь. Нам бы за себя знать на сто процентов, но и этого не дано. Никогда не бери на себя больше, чем донесешь, Женя.

— Что вы хотите этим сказать?

— За Яна не нужно было делать выбор. Если ты порвала с ним, потому что так лучше для него, это глупость. Впрочем, столько воды утекло с тех пор… И я не думаю, что ты пришла сюда за этим. У моего сына новая жизнь, в которой есть другая девушка. Может, когда-то мы с Андреем и думали, что ты — самое лучшее, что может быть с ним, теперь все иначе. И давай не будем говорить об этом.

Я и не хотела. Не хотела снова бередить эти раны, которые остаются по-прежнему в наших душах. Она ведет себя так, словно превратилась в железную леди, но я знаю, ей тоже тяжело. И мне тяжело. В очередной раз за эти несколько месяцев, когда моя жизнь начала рушиться, меня душат слезы, но заплакать в доме Самойленко я не могу, не позволю себе.

Если ты порвала с ним, потому что так лучше для него, это глупость.

Порвать с ним — вот это глупость! А осознать это только через два года, когда он уже научился жить без меня и построил новые отношения, — это глупость вдвойне. Но теперь между нами только наше прошлое, которое больше не вернешь, а будущего просто нет. Мне бы найти в себе силы извиниться перед ним, но это будет означать лишь одно — я признаюсь, что совершила ошибку, а это в очередной раз будет для него болезненным ударом. Ян столько сил потратил, чтобы прийти в себя после наших отношений, и вот я признаю, что зря их разорвала. Нет. Так нельзя. У меня была возможность сделать выбор, и я его сделала, а вернуться назад не получится.

— Да, давайте не будем об этом. Я виновата, но это уже ничего не меняет, так что пусть будет счастлив с другой.

Елена Антоновна молча кивает и принимается разрезать обещанный пирог с грушами, и как раз в этот момент возвращается генерал.

— Вот же настырные эти журналисты! Такой список вопросов накатали, мне три часа на это отвечать. А вы мне пирога хоть оставили?

— Еще даже не начали, — как-то сухо отвечает ему жена. Видимо, наш разговор все же сказался на ней.

— Вы чего грустные какие-то? Женя, все в порядке?

— Да, конечно, все хорошо.

— Может, все-таки еще раз врача маме? А то тридцать первого, сама понимаешь, это будет слишком сложно.

— Нет, мы справимся. Она и сама не хочет, вы же ее знаете.

— Неудобно, что мы без подарка, Женя, — переживает Елена. — Не знали ведь, что ты придешь. Я думала, ты в Москве.

— Я приехала сразу, как только получилось. И не переживайте совершенно, самый главный подарок для мамы — это ваше внимание. И то, что вы заботитесь о ней.

— Если поправится, на праздник ждем в гости, будем рады ее видеть, — добавляет тетя Лена, и я цепляюсь за одну формулировку.

«Ее видеть», а не «вас». И все-таки она мне не рада… Значит, где-то в глубине души у нее еще болит.

— Конечно, я передам. Я выйду руки помыть, хорошо?

— Если нужно, иди. Помнишь ведь, где ванная? — первым отвечает генерал.

— Да, само собой.

Ваш дом мне никогда не забыть. Правда, руки мыть мне совершенно не надо, и я проскальзываю мимо. Бесшумно, мягко ступая, поднимаюсь на второй этаж.