Хорошо, что я не поверила и поняла, что надо срочно брать все в свои руки. Увы, билетов на поезд уже не было, и я взяла на первый утренний самолет. Прилетела даже без вещей, чисто с одной сумкой с документами, телефоном и карточкой.
Взяла такси из аэропорта и сразу начала искать в телефоне платные клиники, где можно было бы записаться к врачу на этот же день. Да, выбор не такой и большой, а найти окошко в расписании едва реально, но я смогла. Отвезла маму на прием, там же ей сделали флюорографию и потом назначили лечение. Мы купили все необходимое в аптеке, и я заставила маму пообещать мне не игнорировать предписания врачей и лечиться, раз это так важно. Мне ведь нужно, чтобы ее болезнь полностью прошла, а не развилась и переросла во что-нибудь хроническое. Надеюсь, она справится. А мне пора возвращаться в Москву.
Темнеет в январе рано, вечер холодный и морозный. На платформе как-то зябко. Ветер продувает насквозь, а я без шапки. Руки прячу в рукавах пальто, подтянув их вниз, и переступаю с ноги на ногу. Я осматриваюсь по сторонам, оценивая, много ли пассажиров будет садиться в поезд, и тут вижу его. Не может быть…
Ян. Нет, это точно он, я плохим зрением не страдаю. Боже, я соскучилась! Не имею на это права, но скучаю. А ведь мы виделись две недели назад, когда он приезжал и говорил, что бросил бы ради меня все.
Самойленко… Он просто чертовски красив сейчас. Новая прическа идет ему даже больше, чем те кудри, которые он в ранней молодости носил. Такой мужчина прямо. Все больше и больше становится похож на отца. И стоит только зависнуть на нем взглядом, как внутри меня все скручивается от разных чувств. Это и дикая боль, разрывающая меня, и сильнейшее желание побыть рядом хотя бы две минуты.
Судьба шутит над нами, и мы оказываемся в одном вагоне и даже на соседних местах. Друг за другом, если быть точнее. Рядом со мной усаживается маленький пацан, которому на вид лет пять, а рядом с Яном — мама этого мальчика. Когда Самойленко закидывает свои вещи на узкую стеклянную полку над сидениями, к нему обращается эта женщина.
— Молодой человек, да вы извините, мне и просить неудобно. Но не можете ли вы поменяться с моим сыном? Понимаете, я не смогла взять соседние места для нас, и теперь ему придется ехать несколько часов без моего присмотра, а я переживаю.
Ян так и зависает, держась руками за верхнюю полку. Смотрит на меня, одним взглядом спрашивая, можно ли.
Можно, но не нужно. Не сейчас. Нам нельзя находиться так близко… Но Боже, как хочется!
Это же не я сейчас специально его прошу? Это просто так совпало. Пусть садится, конечно, его же попросили. Я не могу запретить, даже понимая, что предпочла бы сидеть с мелким, чем с парнем, которого все еще люблю, но с которым уже никогда не смогу быть вместе.
Киваю, и Ян, забрав из кармана куртки телефон, соглашается и переходит ко мне. Пропускаю его и даю ему усесться ближе к окну, а сама отворачиваюсь к проходу, хотя дико тянет смотреть на него. Вспоминается вечер, когда мы с Яном в конце сентября возвращались вместе в Москву на его машине. Тогда еще мы могли разговаривать о чем-то, делая вид, что мы просто старые знакомые. Теперь не можем. Слишком много чего изменилось. Например, тогда мы еще не понимали, что чувства живы до сих пор, а сейчас знаем это. Тогда еще не прозвучали слова, сказанные за эти месяцы. И вот теперь стало совсем больно от осознания, что все это — лишь случайность, а иначе и быть не может.
Двери вагона закрываются, поезд трогается с места. У нас повторно проверяют паспорта, машинист приветствует всех на борту, проводники выкатывают тележку с напитками и перекусами.
— Кофе будешь? — спрашивает Самойленко. — Мне после вчерашнего точно нужно. Так что можешь за компанию.
— Спасибо, я не против. А что, у Эрики на второй день не было никакого праздника?
— Они с мужем уже в Сочи, погнали на три дня. Решили, что так им лучше.
— Понятно.
Я бы тоже с огромным удовольствием рванула сейчас туда, где не так холодно и нет лютых морозов. Посмотрела бы на море, ведь я так люблю его… Как же давно я не была на морском берегу, как же давно мне не было хорошо…
— Ваш кофе, — пока я погружена в собственные мысли, нам уже напитки сделали, и подставка с двумя стаканчиками приземляется на откидной столик стоящего впереди кресла.
Ян вытаскивает свой стаканчик и забирает к себе, а я делаю глоток и обжигаюсь. Поспешила, вот и результат, все как в жизни.
Ждем, пока кофе остынет, допиваем молча и пытаемся привыкнуть к шуму поезда и окружающим людям, голоса которых слышим на фоне. Мне все это не мешает. Я чувствую, как проваливаюсь в сон, а моя голова склоняется… к плечу Яна. И главное, он не отталкивает. Он без парфюма, но так сильно пахнет собой. Я дышу им — не в каком-то глубоком смысле, а по-настоящему.
Хотя бы в этом предсонном состоянии можно думать, будто все это — правда и наша реальность.