Чернявый возмущенно засопел, подыскивая слова, но ему помешал выступить скрип отворяемой наружной двери.
— Хайль! — весело гаркнул появившийся на пороге танкист. — Гутен морген! В смысле — утро доброе!
— Кому доброе, а кто и не ложился, — проворчал седой и, кряхтя, принял вертикальное положение. — Чего орешь, как потерпевший? Прищемил себе люком чего-нибудь? Не видишь — переговоры у нас…
— Ясное дело, что переговоры, — охотно согласился парень в кожанке со свастикой, покосившись на рядок пустых бутылок под столом. — Я ж разве против? Дело у меня к вам имеется, иначе не стал бы беспокоить. Яволь?
Ловко перескочив через ящик с винтовками Мосина образца тридцать девятого года, он стал пробираться к сидевшим у окошка мужчинам через нагромождения амуниции.
— Я чего пришел-то. — Бесцеремонно усевшись третьим, танкист стянул с головы шлемофон, обнажив стриженную под ежика голову. — Второй и третий объекты уже готовы. Осталось их только «подшаманить» маленько, и все будет в полном ажуре!
— Наконец-то! — Пожилой достал из мятой пачки сигарету и, не предлагая остальным, закурил. — Я уж думал, не настанет этого радостного дня. Чего долго-то так? Я ж вроде все решил.
— А то вы солдафонов наших не знаете! — отмахнулся примчавшийся на танке молодец в фашистской форме. — Вечно что-нибудь не так поймут, потом триста раз переделывай! Вот только полчаса назад начали технику перебрасывать, представляете? Колонна своим ходом от станции прет. Но это так, мелочи. Тут вот какая петрушка: завтра по графику расстрел в гетто, а директор решил сэкономить, всего каких-то двадцать человек. Это ж крохи совсем! Что такое двадцать человек? Пшик — и все! Курам на смех. Такая «детская» расправа никого не впечатлит — ни на Западе, ни на Востоке.
На стол лег извлеченный из полевой планшетки танкиста бумажный листок. Седой склонил над ним голову и задумчиво почесал в затылке:
— Да… на расстрелах нам экономить нельзя. А то действительно никакого размаха. Дай-ка чем подпись черкануть.
— Пожалуйте-с. — Гость уже протягивал ему ручку.
Сжав пальцами писчую принадлежность, пожилой сощурился и стал похож на хитрого лиса. Стараясь не продавить тонкую бумагу, он размашистым почерком принялся выводить на листке буквы, диктуя самому себе вслух:
— Так… «Разрешаю в превышение сметы расстрелять еще тридцать евреев»… нет, так не пойдет… Лучше «еще тридцать жителей гетто»… Ага… Вот так. И автограф мой собственноручный… Теперь порядок. Держи! Расстреливай на здоровье.
— Премного благодарен! — Танкист ловко спрятал завизированный документ и театрально расшаркался. — Ни на секунду не сомневался в вашем великодушии!
— Ну ладно! Не перегибай. — Человек с лисьим лицом сделал вид, что ему неприятен такой подхалимаж. — Сам справишься? Или мне на расстрельную площадку подъехать?
— Ну что вы! Не стоит! Я ж не в первый раз. Только вот, боюсь, народу завтра столько не сгоним… может, и байкеров заодно расстрелять? А? Как считаете?
Пожилой поднял указательный палец к потолку:
— Вот именно! Байкеров тоже можно. И даже нужно. Толково мыслишь!
Внезапно сосредоточившись, он резко хлопнул себя по шее, сгреб с нее что-то и поднес пятерню к глазам. На ладошке подрагивало раздавленное тельце комарихи с красным пятном вокруг. Демонстративно обращаясь к своей добыче, седой обвел глазами присутствующих и с сожалением вздохнул:
— Знаешь, сколько уже из меня вот эти товарищи кровушки попили? А знаешь, сколько еще желающих? И ты, дура, туда же…
Глава 2
Лязг металлических гусениц примешивался к подвывающему гулу двигателей, делая его особенно гнетущим и тревожным. Четыре тяжелых танка «Т-VI», прозванных «Тиграми», медленно ползли по пыльной грунтовке вдоль обрывистого берега реки. Вздыбленные стальными когтями траков комья глины и вихри песка клубились вдоль колонны так, что последний танк был едва различим. Его водитель ориентировался только по силуэту впереди идущей машины, тем более что солнце быстро катилось к закату и через пару километров уже пришлось включить фары. На зубах противно скрипели кварцевые частицы, глаза покраснели и слезились от грязи и пота. Но скорость оставляла желать лучшего. Несмотря на возможность разгоняться почти до сорока километров в час, железные монстры вермахта тащились, едва преодолевая десяток километров за то же время. Такова плата за езду по пересеченной местности и в составе организованной колонны. К тому же механики старались беречь свою технику и не подвергать ее излишним перегрузкам. Ведь им еще не скоро предстояло выполнить свое предназначение и показать все, на что они были способны.
Земля под тяжестью пятидесятишеститонных бронемашин содрогалась даже в полусотне метров от дороги, где у самой кромки воды на брошенной прямо в траву куртке сидела влюбленная парочка.
— Еще одни, — подняла белокурую голову девушка, вглядываясь в головной «Тигр», на башне которого белыми пятнами в свете взошедшей луны и фонарей маячили кресты, цифры и еще какие-то рисунки. — Опять напылят.