Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину

- Ах да! - внезапно остановившись на полпути, воскликнул он. - Прошу любить и жаловать: это Тюхин, мой ассистент. Помните я давеча предупреждал вас?.. Да вы садитесь, садитесь, в ногах... м-ме... правды нет, как, впрочем, и во всем прочем.

Я оцепенел, как кролик, на которого уставились сразу четыре отгороженных стеклом террариума удава. "Господи, Господи, Господи! - запульсировало в мозгу, - и чего он там, мерзавец, наговорил обо мне?.."

Товарищи офицеры, к счастью, рассиживаться в служебное время не стали. Подняв опрокинутые стулья, они дружно заторопились по делам, причем каждый счел своим долгом пожать мне руку перед выходом.

- Как же!.. Честь имею - Хапов!.. Можно просто - Афанасий, - моргая белыми свинячьими ресницами, отрекомендовался бригадный начхоз.

Промелькнул весь бледный, спавший с лица начфин Кикимонов. Рука у него была мокрая, губы тряслись.

Копец, попутно пощупав мой пульс, заглянул мне в глаза, попросил раскрыть рот и сказать "а-а".

- Изжоги, отрыжки воздухом нет? - бережно дотронувшись до моего живота, справился он.

Товарищ комбат, сверкнув золотой фиксой, радостно оскалился, гоготнул в кулак, дружески потрепал меня за плечо.

- Ловко это вы нас из ведра, - загундел он, не сводя с меня теплого отеческого взора. - С ног и до головы включительно!.. На вечернем построении будете?.. Это хорошо, это заслуживает!.. Какие-нибудь распоряжения по батарее будут?

Поснимав фуражки с вешалки, они на цыпочках, почтительно оглядываясь на засмотревшегося в окно Рихарда Иоганновича, удалились.

О, белая, в складочках скатерка, тугие, крахмальные, куклуксклановскими колпаками, салфетки, мельхиоровые приборы, ромашки в хрустальной вазочке, дымящееся жаркое на фарфоровой, с золотыми вензельками, тарелке, две порции масла, компот!.. Из окна открывался вид на туманный, подсвеченный фонарями и небесными сполохами, плац с марширующим под барабан музыкантским взводом: "Р-ряды сдвой! Раз-два!.. Правое плечо вперед шаго-ом арш!.." Вот и я так же - два с половиной года: "Ы-рас! Ы-рас! Ы-рас-тфа-три-и!.." Господи, да неужто не приснилось, неужто и вправду было?! Вон там, у клуба, майор Лягунов приказал натянуть проволоку "на высоте 25 -30 сантиметров от плоскости земли", это чтобы не сачковали, такие-сякие, чтобы тянули носочки! Товарищ комбат лично ложился на бетон и, придирчиво соизмеряя, утробно стонал: "Выше, выше ногу, мазурик! Еще выше!.. Вот так!" Однажды вечером, торопясь в кино, Василий Максимыч ненароком зацепился в темноте за незримую препону и упал на бетон, получив тяжелое сотрясение. Проволоку мы, разумеется, тут же сняли, а он, вернувшись из госпиталя, про нее почему-то даже и не вспомнил... Вон там, у трибуны, недоуменно поигрывая своей бородавкой на лбу, старшина пожелал поглазеть на мою, еще не выдранную Митькой. И я сел на бетонку, я стянул сапог и, размотав портянку, сунул пятку под самый старшинский нос: "Вона, видите какая здоровенная!" И товарищ старшина, брезгливо принюхавшись, пробурчал: "Нугу нада чаще мыть, рудувуй Мы!" С тех пор и мою, все мою, мою и мою зачем-то, как закашпированный, а вымыв и вытерев, нет-нет да и шепчу: "Нуга, нуга все это, Иона Варфоломеевич, по самую шею отчекрыженная хирургом, с бородавкой на пятке, нуга!.." А как маршировали мы здесь по праздникам! "К торжественному маршу! Па-батарейно! На одного линейного дистанции!.." Господи, до сих пор мороз по коже! "Бат-тарея!" И печатая шаг, да так, что по всей Европе дребезжали оконные стекла, елки зеленые! - с автоматами на груди мы проходили мимо взявшего под козырек на трибуне бати, полковника Федорова. "Равнение на пра-у!.. И-и-и - раз!" - стошейный взмет, двухсотподошвое чах!чах!чах!чах! И его, батино, басистое, на весь, бля, испуганно притихший континент: "Молодцы, связисты!" "Служ... Свет... Сьюз!" И такое счастье, такое молодое, лопоухое, безоглядное, беззаветное! И хоть в огонь, хоть в полымя, хоть на Кубу добровольцем!.. Ведь было же, всем святым в себе клянусь было!.. Эй, Колюня, если еще слышишь меня, подп...подтверди!..

- Все рефлексируете, друг мой? - катая хлебный шарик, задумчиво вопросил мой неизбывный товарищ по несчастьям.

- Сполохи-то, сполохи какие! Прямо как под Кингисеппом! - прошептал я. - Как на войне, только канонады не хватает...

- Парадигма Амнезиана. Тут всегда так: туманно, вспышечно, этакими спорадическими проблесками. Это что, Тюхин! Следующая станция - Парадигма Трансформика, вот там повеселимся от души! Или наплачемся. Это уж как повезет.

- И... и много их?

- Парадигм? Как у дурака махорки - несчетно, Тюхин! Парадигму Четвертой Пуговицы вы уже лицезрели, а есть еще Парадигмы Эмпирея, Каприччиозо, Перипатетика, Примитивика, Мфуси...

- Мфуси?! - вздрогнул я.

- Мфуси, Мфуси, батенька. Парадигма Мфуси-бис с перпендикулярным ей миром Малой Лемурии. Как же - бывал-с, и неоднократно...

- Так мы что - мы летим, что ли?!

- Еще как летим! А вы что не чувствуете этакого подсасывания в желудке, точнее, под ложечкой?

- А я думал это с голодухи, думал - опять, как тогда, язва... Так вот оно что!.. Значит, летим...