Читаем Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину полностью

Противно затарахтело, точно А. Ф. Дронов потер чьей-то не в меру наглой мордой по горбылям сарайчика. Впрочем, на этот раз я сразу же посмотрел на Марксэна Трансмарсовича и, как всегда, не ошибся. Главный свидетель и очевидец всего того, чему еще предстояло стрястись на белом свете и в нашей с вами несчастной стране, в частности, - хохотал. Самозабвенно, от души и в абсолютном одиночестве, как В. И. Ленин в Горках.

- Ну... Ну, Тюхин, - вытирая кукольные свои глазищи кончиком хвоста, наконец выговорил он, - ну, Тюхин, на этот раз даже я опростоволосился! Диа фрэнд, вы даже не догадываетесь кто вы такой после этого!..

Я уронил голову на грудь:

- Догадываюсь...

- Да где там! - махнул лапочкой Вовкин-Морковкин. - Вы думаете, что вы - гений человечества, но ведь это не так. Вы не гений, вы куда больше, чем просто гений, вы - Тюхин, друг мой! О, Святая Неадекватность! - ведь вы же все на свете перепутали! Я вас о каком коробочке просил?

Я пожал плечами:

- Ну об этом, с самолетиком.

- Но с каким, с каким, путаник вы несусветный?! Ведь это же, - и тут он показал на коробочек в руке товарища капитана, - это же "Фантом". Товарищ Бесфамильный вздрогнул и уставился на этикетку слепым, ничего не видящим взором своих, теперь уже не ноликов, а крестиков. - Это американский истребитель "Фантом", он же Ф-18. А ведь я вам, Тюхин, говорил про МИГ-29!.. Вы просто открыли не тот ящик стола, дорогой, практически бесценный мой сообщник!..

Я пошатнулся. Я вдруг представил себе мадагаскарскую полуобезьянку с православным крестиком на груди, и ноги мои, бесконечно уставшие от вертикальности позвоночника, тюхинские мои ноженьки, подогнулись и я, подобно Ричарду Ивановичу, пал на колени.

- Да полно, полно, - мягко утешил меня латинолюбивый и лемуроподобный Марксэн Трансмарсович, - а то еще подумаете, что я в претензии. Отнюдь, Тюхин. Все как нельзя лучше. Это, голубчик, самая талантливая, самая плодотворная ошибка в вашей жизни. Вы только взгляните на товарища капитана, Тюхин! Да вы ведь не одну дверь, вы и его перекрестили, крестоносец вы этакий. Большущий крест, Тюхин, поставлен вами на его замечательной карьере.

- Убрать посторонних, - чужим, опустевшим голосом скомандовал мой дорогой крестничек.

Замелькали "демократизаторы" и саперные лопатки. Зазвенела разбитая оптика. Крякая, зачастил правой - ударной - рукой младший подполковник Афедронов.

Вскоре у Рустемова сарайчика остались только свои.

Утомленный товарищ капитан сел прямо на сырую от фиксажа землю. Он вытянул ноги в надраенных до парадного блеска хромачах и снял фуражку. Волос на его голове уже почти не было.

- Профессор, морковки не желаете? - гаснущим голосом спросил он Папу Марксэна. - Эстонская, трофейная... Не хотите? Ну и напрасно, - и товарищ капитан откусил и захрумкал, задумчиво глядя вдаль.

Выдержав характер, мужественный лемур украдкой сглотнул слюну.

- Ну вот, кажется, и все, Тюхин, - грустно сказал он. - Осталось, как в старой хорошей песне, закурить перед дальней дорогой.

- А не присесть? - усомнился я. - По-моему, и в этой песне слова переделали.

- Тогда придется присесть. Из песни слов не выкинешь, Тюхин.

И мы с ним присели на завалинке перед сарайчиком. Я вспорол подкладку своей лагерной камилавочки и аккуратно извлек из тайничка последнюю, для него, Вовкина-Морковкина, сбереженную сигареточку. Немигающие глазищи пришельца благодарно засветились.

- Нет, Тюхин, все-таки вы гений в некотором роде, - промурлыкал он. Товарищ капитан, спичек не найдется?

Впавший в транс Бесфамильный кинул ему злополучный коробок.

- Вот так-то оно лучше будет, - сказал Марксэн Трансмарсович и открыл одно вещественное доказательство и, поцокав языком, надел мне на шею другое. - Это вам на память, друг мой, - вздохнув, сказал он. - На долгую-долгую...

- А в том, в другом коробочке, там что - ключ был?

- И как всегда вы угадали, Тюхин. Только не ключ, а ключик. Этакий, знаете, золотой и совершенно сказочный...

И я, Тюхин, понимающе кивнул головой и достал свою позолоченную зажигалочку. Марксэнчик прикурил и глубоко, с наслаждением затянулся.

Смеркалось. Черный как туча, Афедронов говорил с кем-то по рации. До слуха доносились отдельные, рубленые фразы: есть!.. так точно... никак нет... будет исполнено... Отстраненно хрумкая морковкой, товарищ капитан с каждым мигом все заметнее терял лицо. Помимо двух крестиков на сомкнутых веках, на лбу его отчетливо проступил третий...

- Так куда же вы теперь, без ключика?

- Назад, только назад, Тюхин!

- То есть - в Будущее? В чье, в наше?

- Ну нет, - засмеялся Марксэн Трансмарсович, - в этом Королевстве Кривых Душ я уже, с вашего разрешения, побывал. Есть у меня другой маршрутец, поинтересней. Там, Тюхин, ждут меня. А вас ждут?

- Не знаю, - прошептал я. - Кажется...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее