Без Царя…

Зашумели ещё сильней, заспорили, начали сыпать обвинениями. А я хочу ответить, но голос сорвал… одни хрипы и сипы на фоне простуды, а здесь и сейчас ярмарочный зазывала нужен, чтобы переорать всех.

А потом увидел аптечные весы, которые за каким-то чёртом стояли на столе Солдатенкова, и ага… Протолкался через толпу, взял весы и начал монетки выкладывать. Смотрят.

Так, чтобы одна сторона перевешивала чуть-чуть. А потом р-раз! На другую сторону монетку кинул. Сразу весы в обратном направлении качнуло.

Нет, не замолк народ… но символизм и аллегории студентам объяснять нет необходимости. Потише чуть, а потом и вовсе — конструктивный разговор пошёл.

— Ну вот славно… — сказал я в наступившей на миг тишине, и широко, от души, зевнул. А организм, предатель, решил, что сейчас самое время расслабиться, и меня начало вырубать, да так жёстко, что ещё чуть, и стоя засну…

Закрывающимися глазами посмотрел по сторонам, увидел в углу чью-то импровизированную постель, и раздвигая народ, пошёл туда.

— Я… — зеваю, — спать! Договоритесь до чего, будите. Если нужен буду. А нет, так и…… спать.

— Событие безусловно историческое, знаковое, — надрывается Соколов, представляющий Викжель, — и мы не могли не отметить…

Его голос с трудом пробивается через шум вокзала, слышимость дай Бог метров на тридцать, не больше. Гомон толпы, многочисленные репортёры, гудки паровозов и лязг колёсных пар звучат для меня сладчайшей музыкой.

Подняв повыше воротник потёртого, но ещё крепкого пальто чуть навырост, прижимаю к себе тяжёлый чемодан поплотней, и пробираюсь через толпу, забирая в сторону. Народу на вокзале больше, чем на Нижегородской ярмарке, а уж воров и карманников — как вшей у паломника!

— Мы… — доносится в морозном воздухе, но я уже почти ничего не слышу, да и не особо вслушиваюсь, выглядывая свой вагон.

— Московские ведомости! — выкрикивает репортёр, — Гражданин Мартов, что вы скажите…

А вот и мой вагон. С натугой поднимаю чемодан, и наконец-то на помощь приходит проводник…

Вспышки магния, щелчки затворов фотоаппаратов, и вопросы, вопросы…

… не мне.

Пусть! За славой не гонюсь, да и неудобен я, с какой стороны ни посмотри.

— Билетик, господин хороший! — простужено сипит проводник, и пропускает наконец в вагон. Это ни разу не первый класс, но…

… плевать!

Перемирие. Союз студенчества и железнодорожников не переломил ситуацию в полной мере, но стороны наконец-то согласились на перемирие. Вынужденно, разумеется!

Сейчас все пытаются переварить информацию, договариваются, ведут кулуарные переговоры и думают, как повернуть ситуацию в свою пользу. Союз, даже такой рыхлый и невнятный, это достаточно серьёзная сила и нужно просчитать все последствия!

Боевые действия затихли, а железная дорога для всех воюющих стала табуированной до крайности. Путь чист!

Сколько это продлиться, не знает никто, но я надеюсь успеть…

… и это не эмиграция, это эвакуация! Я человек иной эпохи, иной страны, иного мышления! Я не хочу, не желаю воевать, убивать и умирать за то, чего не понимаю и не приемлю! Без меня…

… паровоз загудел, и набирая скорость, прокатился мимо членов Викжеля и Студсовета, сцепившихся в коллективных рукопожатиях перед фото и кинокамерами.